– Вот. Читается нормально. Несколько пострадавших фрагментов, сбои в проверке на четность, но остальное в порядке.
Я посмотрела на него:
– Не хочешь сам это прочитать?
– Проверить твою историю?
– Ты же только с моих слов знаешь, что я очутилась здесь по ошибке. А вдруг я соврала? Вдруг я такая же плохая, как и все остальные – худшие из худших? Вдруг тебе следует меня бояться?
– Я – гражданский техник и не отличу одного военного досье от другого. Тебе понятно? Я просто хотел убедиться, что мы читаем твою пулю, а не пулю человека в соседнем помещении.
– Нет, – немного помолчав, сказала я. – Это мое. – Я наклонила планшетник так, чтобы Праду было видно. – Вот эти фото, на них мои родители. – Непроницаемые лица, отснятые правительственной камерой в день переписи населения. – Они были хорошими людьми, слишком хорошими для того окружения. Мой отец обзавелся врагами из-за того, что был хорошим человеком. Они добрались до него через меня – сделали так, что меня забрали в армию, хотя я вообще не подлежала призыву. – Я погладила пальцем их изображения. Как бы мне хотелось, чтобы родители на фото выглядели более счастливыми… – Он винил в этом себя. Оба винили себя. А потом меня ранили, уже после заключения перемирия, и отправили на этот корабль… Они так никогда и не узнали, что со мной случилось, да?
– Нас всех, должно быть, объявили пропавшими без вести, – сказал Прад.
– Мне бы хотелось, чтобы они знали: со мной все в порядке, и я их не виню. Они ни в чем не виноваты. И еще – что я пережила войну и уже направлялась домой.
– Мне очень жаль.
– У тебя, наверное, есть семья, Прад?
– Есть. Была. Но во мне нет медленной пули. Никакого досье, никаких фотографий на память.
– Тебе хуже.
– Я думаю, всем нам нелегко. Но я рад, что ты прошла проверку. Я в тебе не сомневался.
– Но другие могли.
Я пролистала свое досье. Здесь было все. Боевая подготовка, передислокации, победы и потери. Мои ранения и периоды восстановления. Обратная переброска. Имена и места, которые я уже начала забывать.
– Полагаю, пулям ничего не грозит. Если они сохранили информацию до сих пор, то, должно быть, невосприимчивы ко всему, что мог подцепить корабль. – Я держала планшетник у груди, словно щит. – Они в безопасности. Это всегда будет здесь, у меня внутри.
– Надеюсь, это придаст тебе сил, Скар.
– Да.
– Но, думаю, нас ждут трудности. В какой-то мере наше прошлое сделалось частным делом. Наши жизни оказались перечеркнуты несчастным случаем – тем, что произошел с «Капризом». Но пули не оставляют места для сомнений. Худшее в нас будет известно всем.