– Что ты предлагаешь?
Йесли провела пальцем по яркой, высеченной на стене надписи:
– Не слишком глубоко. Можно заполировать и снова сделать стену чистой.
– А как быть с людьми, которые это писали?
– Их предупредят, чтобы они больше так не поступали, но не думаю, что мы будем требовать реального наказания. – Она отступила на шаг и приложила палец к подбородку, словно художественный критик в галерее. – Надписи прекрасно выполнены, разве не так? Мы не можем себе позволить терять таких хороших писцов.
– Они не откажутся так просто от своих верований.
– Откажутся, если их заставить, – сказала Йесли.
Полдня спустя Троица издала указ. Надписи религиозного содержания строго запрещены, если только они не являются частью предписанных текстов. Никому не разрешалось наносить их самостоятельно. Если кого-нибудь застанут за этим занятием, его заставят отполировать стену до изначального состояния – помимо написания заданного количества текста. Никаких исключений и послаблений не предусматривается ни для одной из сторон.
Я не знаю, чего Спрай, Йесли и Сакер надеялись добиться этим указом. Безропотного повиновения? Если так, они недооценивали то, насколько Книга пронизывала собою ограниченные маленькие жизни отребья вроде меня. Особенно меня удивил Спрай. Война сильно изменила его, сделала непохожим на обычного солдата.
Это было серьезной законотворческой ошибкой.
Охота на Орвина на время объединила нас. Поиски Мураш дали нам новую цель, а запись информации – еще одну. Этих задач оказалось довольно, чтобы люди, принадлежавшие к разным сторонам, работали вместе или хотя бы терпели друг друга. Союзники и враги, друзья и преступники. Солдаты и гражданские. Мы нашли способ позабыть наши различия и взаимные подозрения. На время.
Из-за указа Троицы пропасть снова разверзлась.
Все началось с того, что рабочие группы отказались писать обязательные тексты. Часом больше, часом меньше – вроде бы ничего серьезного. Но целый потерянный день равнялся тысячной части оставшегося у нас времени. Тысячная часть тех знаний, которые мы могли спасти, теперь была утрачена навсегда.
Если бы все ограничилось вставшей работой, переговоры и разумные доводы могли бы еще исправить положение.
Но все не ограничилось этим. Новая вспышка насилия, еще яростнее прежней, охватила немалую часть корабля. Верующие против верующих, неверующие против правоверных. Вспышка немотивированной ненависти. Я была потрясена собственной наивностью, заставившей меня думать, что худшая вражда уже позади.
Я ошиблась.
После первой смерти я поняла, что́ должна сделать. Возможно, все продолжалось бы по-прежнему, но ничего другого мне не оставалось.