Она так и не смогла оправдать надежд доктора, как ни старалась. После сеансов он просил ее выйти, ждать за дверью. Вера послушно ждала, пока мать выслушивала о нестабильном состоянии психики подростка, что-то о гормонах и сильнодействующих препаратах, способных купировать приступы истерии.
Лекарства Вера выбрасывала в окно, как только мать отворачивалась. Кто знает, может быть, принимай она их, кошмар бы исчез. Но Вера боялась, что исчезнет она сама.
На прием к доброму дядечке ее больше никогда не водили. Вера перестала рассказывать о страшных снах, и мать от нее отстала. Она больше не смотрела на дочь с плохо скрываемым страхом, из ее взгляда ушла настороженность. Мать решила, что сделала все, что могла, и на этом успокоилась. Вот только кошмары никуда не пропали, а затаились до поры.
И снова вернулись в день второго пришествия Марка Воронова.
Вере вдруг захотелось выйти на балкон и закричать во все горло. Может, с криком выйдет та боль, что засела у нее внутри? Почему у нее не может быть все как у нормальных людей? Чем она заслужила такие испытания?
Мать подняла на нее руку всего раз, аккурат в ночь, когда Вера вернулась домой с замолчавшим вдруг Мишкой.
– Где вы были? – голос матери звучал едва слышно, чуть вибрируя.
Вера не пыталась обманывать, изворачиваться и рассказала всю правду. Такой реакции она не ожидала. Мать вдруг побледнела, как-то резко осунулась. Даже радужки глаз будто бы выцвели. Она молча, без предупреждения принялась хлестать ничего не понимающую дочь по щекам.
Вера кричала, плакала, пыталась закрыться от ударов, которые сыпались на нее подобно граду. Прекратилось все внезапно. Мать с той же яростью, что избивала ее только что, принялась обнимать, целовать и выпрашивать прощения.
Простить Вера не смогла, как ни пыталась.
Внешне ничего не изменилось, но с того самого дня между ними выросла гора. Наверное, они могли бы что-то исправить, если бы пошли навстречу друг другу к вершине, но это оказалось слишком тяжело как для Веры, так и для матери. Так и жили под одной крышей родные люди, ставшие в одночасье чужими.
Через три месяца Мишку поместили в лечебницу для душевнобольных. Он не произнес ни единого звука с той самой ночи. Врачи лишь разводили руками, пытаясь успокоить хотя бы тем, что физически он совершенно здоров.
Мишка изменился не только внутренне, но и внешне. Из розовощекого, улыбчивого парня он постепенно превратился в собственную тень. Он почти не ел, наотрез отказывался пить воду. Бросал в стену предложенную кружку, после чего садился на пол, подтягивал колени к подбородку и раскачивался, уставившись в одну точку. Мишка буквально таял с каждым днем, и Вера боялась проснуться однажды утром и обнаружить вместо брата пустую оболочку.