Лефевр проснулся совершенно больной и разбитый, словно ночь. грузил тюки в порту, а не занимался любовью с любимой женщиной. Утро выдалось серое и скучное, но, по счастью, без дождя – и ничего не говорило о том, что Алита совсем недавно была здесь. Что ж, они решили, что это был сон – значит, так тому и быть. В конце концов, Лефевр прекрасно понимал, что ему не следует рассчитывать даже на мимолетный роман. Влюбиться, привязаться, прирасти всей душой, чтобы потом…
Его мать, Хелена Лефевр, прожила в Сузе прекрасную жизнь, наполненную теплом, заботой и любовью. Муж обожал ее, ни разу не сказал дурного слова и хранил трепетную верность даже после того, как Хелены не стало. Но, несмотря на всю любовь и счастье, Хелена бросила бы все – и мужа, и детей, если бы у нее появилась возможность вернуться домой. Огюст-Эжен всегда это знал, хотя мать ни словом не обмолвилась о том, насколько тоскует по потерянной родине. Он признавал ее правоту – с горечью и сильной душевной болью, но признавал. Птицу можно посадить в клетку и поставить так, чтобы она видела цветущий сад, зеленые холмы и бойкие ручьи, чтобы солнце светило и ласкало теплом, а западный ветер приносил ароматы далеких лугов, – но это все равно будет клетка. Если ты любишь птицу, то не станешь держать ее в неволе. Ни за что не станешь.
Лефевр прекрасно понимал, что счастье Алиты не здесь и не с ним. В конце концов, она и так одарила его с невероятной щедростью.
Они встретились за завтраком, и Лефевр отметил, что Алита смотрит на него точно так же, как и всегда, словно ничего не произошло. Сон закончился, а присниться может всякое, и нельзя жить во сне, забывая о настоящей жизни. Восхитительные сырные кнафе с пряностями казались Лефевру безвкусными. Повариха бы обиделась на него за это.
– Что же дальше? – спросила Алита. Вот у нее был превосходный аппетит, да и выглядела она прекрасно и свежо. Она была хороша настолько, что Лефевр почувствовал тоску и непривычную для себя злость. – Если Мико из романа и ваш Мороженщик одно лицо, то как нам быть?
Она была права: если душа рвется и мечется, то нужно занять ее делом. Лефевр придвинул к себе кофейник и произнес:
– Сейчас позавтракаем и поедем в мой отдел. К книгам Винокурова наверняка делали иллюстрации?
Алита кивнула.
– И официальные, и фан-арт. Мико там тоже был. Этакий холеный красавец, но при этом полный сумасшедший.
– Сможете вспомнить, как он выглядел?
Алита усмехнулась. Презрительная гримаса еще долго не покидала ее лица.
– Разумеется. Никитос повесил у нас в комнате огромный плакат из книжного магазина. Там были и Аврелий, тот маг-сверхчеловек, и Мико.