Несколько недель мы провели в пылком забытье воссоединенных любовников прямо под боком у Калигулы. Он же тем временем уже предпринимал первые шаги: обеспечил верность преторианцев и военных щедрыми денежными подарками, назначил на прибыльные и важные должности людей, заслуживших его доверие, а ненадежных перевел на позиции малозначимые.
Гай дал карлику Барату свободу и позволил вернуться на Капри в качестве владельца одной из императорских вилл. Подобная щедрость была свойственна Калигуле, когда он пребывал в хорошем расположении духа. Вот и покрытый шрамами Геликон, усердно исполнявший кровожадные приказы Тиберия, получил роль управляющего в императорском доме, несмотря на горячие протесты Макрона. Мало кто мог сравниться с Калигулой в великодушии, но его ярость была столь же безгранична. Я-то думала, что его юношеская вспыльчивость с возрастом исчезла, ведь на Капри она себя никак не проявляла. Однако теперь понимаю, что брату просто хватило ума и воли сдерживаться в опасном месте.
Первым событием, которое по-настоящему завладело моим вниманием, стало особое заседание сената. Состоялось оно недели через три после нашего прибытия, когда Калигула наконец достаточно освоился для того, чтобы уверенно предстать перед сенатом Рима. Именно в это время престарелые сенаторы, которые на холодные месяцы покинули город, стали стекаться в Рим и готовиться к заседанию. На ум сразу приходит нелестное предположение, что эти люди, впав в немилость вздорного Тиберия, старались держаться подальше от двора или преторианцев, а теперь решили, что при новом императоре их былые проступки забудутся и появится новый шанс на карьерный рост. В принципе, так оно и было. Почти.
Из-за торжественного характера первого заседания, на котором собирались присутствовать все сенаторы, а не половина, как обычно, и также ввиду большого общественного интереса к его правлению Калигула решил провести мероприятие в просторной базилике Эмилия. В отличие от курии, там было достаточно места не только для самих сенаторов, но и для публики, которая захочет понаблюдать за ходом заседания. В результате в сенат получили доступ женщины, о чем раньше и речи быть не могло. Друзиллу, Агриппину и меня усадили на места с хорошим обзором, тогда как наши мужья и Силан влились в ряды облаченных в тоги сенаторов. Разумеется, по приказу Калигулы его сестер плотным кольцом обступили солдаты из числа его личных телохранителей, чтобы уберечь от возможных угроз и от напора многочисленных зрителей.
Пожалуй, за долгие годы это было впервые: мы, три женщины, оказались вместе, но без старого Тиберия, грубияна Агенобарба или нервного Лонгина. Вокруг нас толпились люди, неумолчно гудел рокот голосов, а мы беседовали, как в былые времена.