Не знаю, что с ними потом было. Возможно, Энния до сих пор живет с детьми в Александрии. Ходили слухи, якобы вслед их кораблю полетело сообщение с приказом совершить самоубийство, но я не очень-то склонна им верить. Мой брат разобрался с бывшим префектом и затем занялся своей следующей жертвой. Про Макрона я слышала, что он еще три дня ждал смерти на берегу Тибра, пока какие-то грабители не перерезали ему горло и не бросили в реку, где он и канул.
Преторианцев, а также двух их префектов мы оставили в порту, а сами покатились обратно в город. Опять мы всю дорогу молчали и, даже выходя из повозки на Палатине под неусыпным взором дюжины ликторов и германских телохранителей, не обменялись ни словом. И только когда я сделала шаг по направлению к своему дому, Гай обратился ко мне:
– Ливилла, мы еще не закончили. Пойдем.
После жестокой казни Макрона мне уже было дурно, меньше всего хотелось увидеть нечто подобное, но на лице брата застыло выражение, так напугавшее префекта. Возражать Калигуле в этот день было попросту невозможно. Проглотив свой страх и тошноту, я вместе с ним вошла во дворец. Его аула регия – большой зал для публичных мероприятий – была пуста. Рядом с его ложем установили сиденье для меня, поэтому, когда император сел, я тоже молча опустилась рядом. Телохранители-германцы заняли свои обычные места, а вокруг нас с братом засуетились рабы: подали вино, расставили блюда с изысканными угощениями. Я приняла маленькую чашу вина, щедро разбавив его водой. Гай сначала сделал большой глоток и только потом плеснул в кубок холодной воды – самую малость. К еде мы не притронулись: к брату пока не вернулся аппетит, а у меня после кровавой сцены в порту мысль о еде вызывала отвращение.
– Что мы тут делаем? – спросила я негромко.
– Сейчас увидишь, – ответил Гай.
И действительно – почти в ту же секунду боковая дверь открылась, и перед нами предстали два человека. Одним из них был тесть Калигулы, чему я ничуть не удивилась, второго же не знала, но по форменной тунике и наплечной сумке поняла, что это гонец императорской курьерской службы. С тех пор как эту службу возглавил мой муж, я часто их видела.
– Мой император, – с низким поклоном приветствовал правителя гонец на расстоянии добрых десяти шагов и извлек из сумки футляр со свитком. Словно из ниоткуда рядом с ним возник раб и, взяв футляр, передал его Калигуле.
Силан тоже поклонился. Был он мрачен. Ни тени страха не читалось в его лице, но, насколько я могла судить, он не сомневался в том, что его ожидает. Молча, он терпеливо ждал. Император взломал на футляре печать из темного воска и вытряхнул из него свиток.