– А Гемелл-то, оказывается, был не таким ничтожеством, как я думал, – наконец произнес Гай, вновь сворачивая свиток; я обратила на него недоуменный взгляд, и он пояснил: – Похоже, ему сообщили об аресте раньше, чем за ним пришли мои люди. Они обнаружили в доме его тело. Он покончил с собой, как истинный римлянин. Никогда бы не поверил, что ему достанет смелости на такой поступок.
Я вздрогнула. Несносного подростка, изводившего нас на Капри бесконечными интригами и капризами, я ненавидела всем сердцем, но настаивала, чтобы ему сохранили жизнь, когда мы покинули остров, и возражала против заключения его в Туллиан. У меня не нашлось бы для него ни одного доброго слова, но какая-то странная непрошеная жалость проникла в мою душу при мысли о том, как он, лишенный семьи и друзей, сидит одиноко в доме покойного отца и вздымает клинок, чтобы оборвать нить своей жизни. Я потеряла мать и братьев, а он потерял всех и все. В такой ситуации я бы тоже лелеяла планы мести.
– Ты боишься? – вдруг спросил Калигула.
Я не сразу поняла, что он обращается не ко мне, а к Силану.
– Гай, ты знаешь меня.
– Знаю ли? Мне казалось, что знаю. Я считал тебя другом. Как же я ошибался!
Силан расправил плечи:
– Гай, все содеянное мной направлено только на благо империи.
Калигула изогнул бровь:
– Вот как?
– Разве ты сам не видишь, что эту династию разъедает порча? Боги делают все, чтобы убить всех ее потомков. Даже Цезарь не сумел произвести наследника мужского пола, чтобы передать деспотию. Август, объявивший республику своей собственностью, породил одну лишь девочку, а потом стал свидетелем того, как два избранных им преемника умерли еще в молодости. Тиберий, больной, порочный изверг, позволивший другим извергам вроде Сеяна подняться на вершину власти, похоронил единственного сына. Гемелл вряд ли бы дожил до момента занятия трона, ибо кровь Цезаря проклята богами. – Мой брат заметно растерялся от столь нелестной оценки его рода, да и меня, если честно, ошеломили откровения Силана, а на лице сенатора пролегли жесткие складки, он продолжал: – Я отдал тебе дочь. Мое прекрасное дитя. Мою невинную благородную девочку. В надежде, что вы с ней сможете переломить это проклятие. Я видел в тебе шанс. Шанс, что ты навсегда изменишь Рим и снова сделаешь его великим. Но нет. Порок Юлиев живет и в тебе. Как и всей твоей родне, боги не позволят тебе вырастить наследника. И, забирая у тебя ребенка, они лишили меня дочери.
Я замигала. Неужели он и вправду считает, что боги из ненависти к нашей семье убили его дочь? Более того, несмотря на кровь Юлиев в наших жилах, мы – дети Германика, всеми любимого и благословенного.