На Востоке было неспокойно. Не в иудейских регионах, как ни странно, где то и дело возникали те или иные трудности, а в куда более устроенных провинциях Египет и Азия. Наместник Азии плохо управлялся с экономикой и к тому же прибирал к рукам гораздо более того, что считалось приемлемым. В результате Азия едва дышала. А в Египте, от которого зависели поставки хлеба и золота в Рим, зловредный старик Флакк, испортивший нам первые месяцы пребывания на Капри, допустил, чтобы в Александрии восстали недовольные иудеи. Беспорядки практически положили конец поставкам важных ресурсов в Рим и грозили подорвать власть императора в этой провинции. На смену проконсулу Азии мой брат послал талантливого Гая Азиния Поллиона и дожидался только, когда Флакк обуздает мятежи, чтобы сменить и его. Моего супруга Калигула высоко ценил за то, что тот дважды приводил в порядок Рим и преторий, а также восстановил работоспособность курьерской службы. Поэтому брат отправил Виниция на помощь Поллиону, и мы понимали, что, скорее всего, супруг там останется, получив должность в новом правительстве. Я тоже начала собирать вещи для переезда на Восток, но Калигула убедил Виниция, что в Риме с семьей я в большей безопасности, чем в том неспокойном краю, так что я осталась. В душе же я разрывалась, зная, что буду очень скучать по мужу. При этом вовсе не желала расставаться с семьей и переезжать в какой-то провинциальный дворец, где рабы подрисовывают себе глаза и приклеивают бороды.
В середине января Калигула посетил знаменитого и уважаемого авгура на Эсквилине. Старик, чьи услуги оценивались дороже всех прочих авгуров в городе, отслеживал знамения и приметы для наиболее влиятельных граждан Рима, и предсказания его в большинстве случаев сбывались.
Для меня гадания всегда были тайной за семью печатями, но, с другой стороны, я ведь не авгур. И может, не зря женщин не посвящают в их секреты. По слухам, старик был родом из Этрурии, где и зародилось искусство гаданий и дивинации. Он был слеп на один глаз, и я сама едва не прослезилась, когда увидела это мутное, слезящееся бледно-голубое глазное яблоко. А еще он хромал и при ходьбе пользовался клюкой. Но, несмотря на дряхлость, был он, судя по всему, весьма зажиточным человеком. Обитал в отдельно стоящем здании, а отнюдь не в каморке в шаткой, ветхой инсуле, и по пышности убранства его жилище не уступало дому любого патриция в городе. Еще сильнее меня впечатлило то, что выходящий на улицу фасад его дома был простой стеной, а это исключительно редкий случай, ведь любой домовладелец в городе стремится сдать помещения по уличному фасаду торговцам