Ту ночь я провела в объятиях Виниция, содрогаясь от воспоминаний об ушедшем дне. Муж утешал меня и крепко обнимал, но мои жалобы на жестокость брата не вызвали в нем особого сочувствия. Он сказал, что император сделал ровно то, что следовало, и что так будет лучше и для него самого, и для империи. Мне, однако, не казалось, что так будет лучше для меня. А самое же тревожное – что бы ни говорил Виниций – той ночью на его лице проступила тень сомнения.
В последующие два месяца состояние брата постепенно улучшалось, и в конце концов он полностью поправился. Об отравлении напоминала теперь только его бледность. По мере выздоровления Калигула все сильнее беспокоился по поводу преемственности. Вместо умершего Гемелла он назначил наследником нашего друга Лепида, который теперь стал нам еще и зятем и присутствовал на каждом государственном и семейном собрании. Калигула любил Лепида как родного брата задолго до того, как породнился с ним официально. Но после многих дней размышлений Гай решил, что если наследник не является прямым кровным родственником, то его право на трон непременно вызовет сомнения. Не знаю, так ли это, но Калигула убедил себя в том и затем пришел к логичному заключению, что для блага империи ему нужен сын.
Лично мне кажется, что в его новом стремлении стать отцом немалую роль сыграли обвинения Силана. В любом случае я это решение одобряла, потому что рождение сына невозможно без жены, а Калигуле, на мой взгляд, новый брак был необходимым. Во-первых, чтобы смягчить в его характере те углы, которые слишком уж заострились, и во-вторых, чтобы изгнать призраки Силана и его дочери, а они не оставляли Калигулу в покое, хотя сам он в этом никогда не признавался.
Агриппина тоже могла повлиять на это решение брата. В середине декабря она родила в Анциуме здорового, увесистого, улыбчивого сына, который получил от своего отца имя Луций Домиций Агенобарб – вопреки желанию матери назвать его Нероном в честь ее брата. Этот счастливый крепыш подстегнул стремление Гая обзавестись наследником. В конце концов, раз старшая сестра смогла произвести столь довольного жизнью младенца от распускающего руки негодяя, то почему бы этого не сделать золотому принцу Рима?
Что касается меня, то после моего возвращения в Рим мы с мужем ложились вместе регулярно, однако и спустя полгода я, к своему немалому удивлению, так и не понесла. Марк не жаловался и не сердился на то, что у нас не намечалось наследника, хотя для любого молодого супруга это могло бы стать всепоглощающей проблемой, независимо от династической преемственности. Я же, честно говоря, была довольна, что этого не случилось. Мой брак устраивал меня таким, поскольку отнимал совсем немного сил и времени, оставляя достаточно того и другого для моих родных. Виниций оказался идеальным мужем, о таком я даже не мечтала. Когда я в нем нуждалась, он неизменно был рядом, готовый обнять, поддержать, прогнать страхи, и в тоже время требовал так мало, что я пользовалась неслыханной для римской матроны свободой. Как только Сатурналии закончились, Виницию пришлось покинуть меня ради государственной службы, так что вопрос деторождения счастливо отложился на неопределенное будущее.