Колесничий был настолько потрясен, что даже пошатнулся. Весь вечер после этого он просидел с выпученными глазами, не в силах прийти в себя от изумления. И не только он. Тем временем монеты увезли в конюшни партии Зеленых, а парня усадили среди почетных гостей – к пущему негодованию нашего дяди Клавдия.
На протяжении всего пира Гай болтал с Лепидом и Агриппой, своими ближайшими друзьями. Два римлянина зачарованно слушали рассказы своего приятеля с Востока о неслыханной для Рима роскоши, в которой утопали дворы различных восточных царей и сатрапов. Например, говорили, что Антиох Коммагенский, с которым мы встречались в доме Антонии, имел раба с шафрановой кожей и необыкновенными узкими глазами. Его привезли из далекой загадочной Серики только лишь для того, чтобы он умащивал маслами стопы Антиоха. Калигула недоверчиво рассмеялся и заметил, что если бы такую штуку проделал римлянин, то его бы насмешками выжили из города. И тем не менее брат и Лепид не могли оторваться от рассказов Агриппы. Периодически их прерывал Веспасиан, который не упускал ни малейшего предлога, чтобы обратиться к императору: попросить совета либо суждения, или преподнести ему какой-то подарок, или поделиться новостью. Этот провинциальный юноша был полон честолюбивых устремлений, насколько я могла судить.
Пир удался и как угощение, и как общественное событие, хотя ближе к ночи сгустились тучи и заметно похолодало. Но меня – и, по-видимому, Гая тоже – погода волновала в последнюю очередь. Когда основные блюда были съедены, а на столах остались лишь мириады подносов со сладостями и десертами, гости переключились на общение. Калигула продолжал беседу с друзьями, только уже не так увлеченно и все время поглядывал по сторонам. Сначала я подумала, что брат что-то потерял, но потом заметила, что его супруги больше нет с ним рядом. Тогда и я, нахмурившись, стала осматриваться. Наконец Ливия вышла из какого-то угла, статная и невозмутимая, и меня тут же охватили подозрения. На лице Калигулы мелькнуло сомнение, и больше мы оба не сводили с Ливии глаз.
Через какое-то время, пока Веспасиан пересказывал чью-то грубую и неуместную шутку о легионере в Альпах и одинокой козе, императрица Ливия Орестилла извинилась и под предлогом неких женских проблем снова удалилась. Брат прищурился, но кивнул. Не пристало мужчине расспрашивать жену о подобных вещах.
Ну а я готова была поставить сундук сестерциев на то, что Ливия лжет. Все ее поведение говорило об этом. Я поймала взгляд Калигулы. В нем застыл вопрос. Я медленно кивнула.