Его язык распух, увеличившись раза в три, словно в рот запихали чертов ломоть ветчины, и Джезаль едва мог дышать. Вся правая сторона лица горела огнем. С каждым креном тележки его челюсти громко клацали, и разряды адской боли отдавали от зубов в глаза, шею и даже корни волос. Повязки частично закрывали его рот, и ему приходилось дышать через левую сторону, но даже воздух, скользящий в горло, причинял боль.
Его охватывала паника. Все тело изнывало от боли. Одна рука была крепко примотана к груди, но другой рукой он слабо ухватился за бортик повозки, чтобы сделать хоть что-нибудь. Глаза вылезали из орбит, сердце колотилось, он шумно и тяжело дышал.
— Гха! — сумел выдавить он. — Гр-р-ха!
Но чем настойчивее он пытался заговорить, тем сильнее наваливалась боль. Вскоре ему казалось, что его лицо сейчас расколется пополам, а череп разлетится вдребезги…
— Спокойно.
В поле зрения, покачиваясь, вплыло покрытое шрамами лицо. Девятипалый. Джезаль попытался ухватиться за него, но северянин поймал его руку своей лапищей и крепко сжал.
— Ну-ка, успокойся и послушай меня. Да, тебе больно. Боль кажется невыносимой, но это не так. Ты думаешь, что умираешь, но это тоже не так. Слушай меня, потому что я сам это испытал и знаю, о чем говорю. Теперь с каждой минутой, с каждым часом, с каждым днем тебе будет легче.
Джезаль почувствовал, как вторая рука северянина легла на его плечо и мягко подтолкнула его обратно в повозку.
— Сейчас тебе нужно просто лежать, и все будет хорошо. Ты понял? Тебе досталось самое легкое, везучий ублюдок!
Джезаль позволил своему телу отяжелеть и упасть назад. Все, что от него требовалось, это лежать. Он стиснул огромную ладонь, и Девятипалый сжал его руку в ответ. Боль как будто уменьшилась. Она была по-прежнему ужасна, но он мог с ней совладать. Дыхание стало глубже. Глаза закрылись.
Ветер носился над выстуженной равниной, ерошил короткую траву, теребил его изорванную куртку, его засаленные волосы, его грязные повязки, но Джезаль не обращал на это внимания. Мог ли он справиться с ветром? Мог ли он хоть с чем-то справиться?
Он сидел, прислонившись спиной к колесу повозки, и широко раскрытыми глазами смотрел на свою ногу. К ней с обеих сторон было привязано по обломку копейного древка, туго примотанных рваными полосами одежды. Они удерживали ногу в прямом положении. Рука выглядела не лучше — она была зажата между двумя досками, выломанными из щитов, и крепко привязана к груди. Бледная кисть безвольно болталась, пальцы свисали, бесчувственные и бесполезные, как сосиски.