Некоторое время лежал без движения, собирая воедино блуждающее по телу тепло. Поезд шел медленно, точно боялся натолкнуться на что-то в черной тьме. А может, и впрямь боялся, ведь шел с погашенными огнями. Немцы спали тяжелым, пьяным сном. Сейчас они вообще редко когда бывали трезвыми. Значит, их можно не бояться.
Иван стал на колено, нащупал тюк с разорванным шнуром. Навалился на него грудью, попытался подвинуть. Но тюк даже не шевельнулся. Иван повернулся плечом, уперся левой ногой в шест, нажал что было силы. Но тюк точно прирос к соседним. Лихорадочно, уже торопясь, попробовал подвинуть его на себя, а потом снова вперед, толкал головой, плечами, грудью… Тщетно. Его охватило отчаяние. Все. Он уже не выберется отсюда. В груди метнулся стон, и пришлось стиснуть зубы, чтобы не выпустить его. И вдруг послышались ему тихо, но отчетливо произнесенные слова: «Любишь — так скажи». Он напрягся, пытаясь понять, были те слова или нет. Так или иначе, но они как бы подстегнули его, заставили действовать не сгоряча, а продуманно.
Заставил себя снова лечь, распластаться на холодных досках, отдохнуть.
Мысли его искали спасение. Но искали уже не панически, а спокойно, деловито. Немцы слезают с фургона через передок. Они все время становятся на тюк между передними колесами, расшатывают его. Иван не раз замечал с опаской, как тюк покачивался под их ногами. Значит, надо попытаться пробить лаз там.
Он уперся ногами в колеса, спиной — в тюк, нажал рывком, изо всех сил. Тюк подвинулся, и Иван подвинулся вместе с ним. Отдохнув несколько минут, полез в узкую щель. Грудь его больно сжало — от напряжения, а может, от струи свежего воздуха, — в голове гудело, точно в ней полыхало пламя. Он выбрался наверх, отполз на край платформы, лег на тюках, но так, чтобы его не могли увидеть. Лежал долго, раскинув обессилевшие руки и ноги. Поезд как раз шел по дуге, видно было чуть освещенную будку паровоза, снопы искр над ним. А потом он выровнялся в струну и пошел еще медленнее, рывками, отчего платформа закачалась, заходила ходуном.
В фургоне кто-то закашлялся, проснулся, послышалась возня. Иван подумал, что сейчас кто-нибудь из немцев вылезет, а он не задвинул на место тюк, тот, кто будет вылезать, упадет, разбудит остальных. Но из фургона никто не вылез. А навстречу поезду уже выплывало село: черные купы деревьев, притихшие горбы хат. Поезд замедлял бег. Мелькнула будка стрелочника, проплыла гигантская гора пакгауза, за нею — островерхое здание станции, окруженное такими же островерхими служебными зданиями. Иван думал, что они проедут станцию, но паровоз стал резко тормозить и остановился.