Дмитрий Иванович шел по освещенной фонарями дневного света улочке и думал о том, как ему сказать жене о предложении Светланы. Он искал тропинку, по которой бы можно было пройти разговором легко, быстро, ни за что не зацепившись, ни к чему не привлекая ее внимания, — то есть сказать тонко, умело, тактично и в то же время так, словно бы что-то незначительное, обычное. Черт его знает, как сказать! Потому что хоть все в институте и думали, что его жена ничего не знает о том мираже, который столько лет витал между ним и Светланой, и впрямь уже не придавали ему никакого значения, — она знала, и мираж перед ее мысленным взором сгустился почти в реальную картину. Она ревновала затаенно, горько, со временем эта ревность затвердела, и хоть не так остро терзала душу, но ее можно было сжечь разве что вместе с самой Ириной. Двигал этой ревностью не страх, что муж ее оставит, уйдет, — с годами она стала бояться этого все меньше и меньше; странно, будучи молодой, красивой, почему-то боялась, а теперь — нет. Она знала, что уже никому не нужна в свои сорок два года, — и это ее не пугало. Жар сердца охладила жизнь, она получила от нее все отмеренное судьбой, а впереди судьбы не побежишь. Ну, уйдет. Есть у нее дети, получает зарплату, на дочку он еще будет платить алименты, квартиру разменяют… Да он, пожалуй, оставил бы ей квартиру и платил бы не только алименты — он порядочный человек, она это знала. Нет, Ирина Михайловна не утешалась этим, даже в воображении, — квартирой, алиментами. Да в конечном счете и не верила, что он может оставить семью, для этого нужна большая любовь, большой огонь в душе. Ей просто было обидно. Ирине казалось, что рядом с нею живет еще что-то, незримое, постоянное, и она не могла ничего с ним поделать. И не за что было ухватиться, чтобы хоть выкричаться или хоть оскорбить, высмеять обоих. И от этого обида только возрастала.
Так ничего и не надумав, Дмитрий Иванович свернул на Красноармейскую улицу, подошел к своему дому. Жил он в старом, еще довоенной кладки, пятиэтажном доме, рядом с которым стояли модерные девятиэтажные новостройки, почти весь квартал с этой стороны был новый. Эти новые здания радовали глаз строгостью линий, каким-то еще не растраченным теплом и чистотой, излучали значительно больше счастья, чем все другие — с тяжелыми надбровьями окон, потемневшими фасадами и скрипучими металлическими воротами. По крайней мере, так казалось Дмитрию Ивановичу, и, наверное, так оно и было, хотя бы уже потому, что квартиры тут люди получили недавно, радовались и утешались ими. Красноармейская улица — несколько шумная, но Марченко менять место жительства не собирался, хотя, возможно, если бы попросил, ему, доктору, член-корру, выделили бы квартиру в академгородке. Квартира его удовлетворяла — недалеко от центра, удобно с транспортом, почти рядом базар, магазины, в уличный шум он уже как-то вжился, а жена и дети вовсе его не замечали.