Танк шел ровно. Мелькали по сторонам кусты и деревья, бежала под стальное чрево серая лента дороги, машина легко ложилась на ее изгибы. Иван ощущал ее послушность, чувствовал свою ловкость, к нему враз вернулись уверенность и спокойствие. В уши ввинчивался резкий металлический гул — ехал без шлема, только теперь вспомнил, что все четыре шлема так и остались на броне, где их положили танкисты; что-то позвякивало в боевом отделении, и это звяканье жутко отзывалось в душе. Наверное, потому, что ощущал пустоту четырех остальных мест и немую холодность оружия, которым не мог воспользоваться. Только толща брони, только безошибочность, только непрекращающееся движение вперед («Они уже отстали, дуреют от страха»).
Пахло смазкой, глаза пощипывал едкий синеватый дымок, такой привычный и забытый. Иван вел «пантеру» по дороге, а по обе стороны бежали колеи, оставленные другими танками, бежали, как грозная неизвестность, как немая угроза. Сколько прошло танков? Рота? Батальон? Где они остановились? Что будет, если он на них налетит? Они расстреляют его, как учебную мишень. На мгновение, в полном несоответствии с обстановкой, припомнил свой первый бой, собственно, не бой, а боевой выезд, подход к фронту. То была величественная, грозная картина. Они шли в составе двух бригад по широкому-широкому полю, шли в одной линии, подняли пыль такую, что, пожалуй, чихалось аж там, на небе, чихалось и им, танкистам, и грудь полнила отвага и адская уверенность…
А теперь он один, безоружный, в чужой машине, за чужой броней. И все-таки чувствовал себя не беззащитным существом, букашкой на широком лоне земли, которую кто угодно может раздавить сапогом, а человеком, сильным, способным к сопротивлению, к удару, к бою.
Мелькнула впереди синенькая ленточка реки, деревянный с неошкуренными березовыми поручнями мостик через нее — танковые колеи сворачивают налево, на брод, мостик не выдержал бы пятидесятитонной тяжести. И почти одновременно Иван увидел справа от мостика машину со стрелой и высокими бортами. Возле нее прыгали голые ремонтники, махали ему руками. Эти тоже не спешили к передовой. «Они добегут сюда, — подумал о танкистах. — И на этой машине опередят меня». Решение пришло молниеносно — Иван направил танк вправо. Он ударил летучку правым бортом «пантеры» и, не выравнивая танк, пустил его наискосок, через речку. Он знал, что раздробил ремонтную машину, хоть и не видел, как она опрокинулась и сползла в воду.
Танк перелетел речку с ходу — Ивана качнуло, бросило, он что было силы стиснул рычаги, уцепился за них — танк загребал гусеницами крутой глинистый склон, греб так, что его занесло в сторону, он забуксовал на месте, завывая, пополз вверх. Он ревел так надсадно, так страшно, что Ивану казалось: стальное сердце машины вот-вот не выдержит, остановится. Но «пантера» все же взяла подъем.