Все эти столь разные по характеру и масштабу проблемы не «привлечены», не «охвачены» и т. д., а составляют сюжетное единство.
«Белая тень» с точки зрения организации повествования представляет существенный интерес. И не только для украинской литературы. Мы без труда отыщем в памяти хорошие произведения, в которых какие-то стороны и грани повествования удались автору заметно лучше, чем другие. Один славится как певец природы, другой — мастер построения фабулы, третьего более занимают характеры в собственном смысле, но как-то не волнует очарование природы… Комбинаций таких — бесконечное множество.
Талант Ю. Мушкетика в «Белой тени» проявляет себя в многогранности. Мы с волнением следим за переживаниями Дмитрия Ивановича перед лицом возможной неудачи, размышляем над трудными взаимоотношениями Борозны и Нели Рыбченко, по временам напоминающими бескомпромиссный поединок, любуемся великолепно выписанными пейзажами вечернего Киева, а когда вместе с героем попадаем на рыбалку — испытываем тот неподдельный азарт, который и делает человека фанатичным приверженцем этого занятия.
В такой равноуспешности решения многих творческих задач есть и известная опасность, которой Ю. Мушкетику не удалось избежать до конца. Стремясь к охвату и осмыслению самых разных сторон жизни современного человека, он по временам как менее важную творческую задачу рассматривает соподчинение проблем друг другу в зависимости от степени их важности в данном сюжете. Поэтому кое-что выглядит для романа неорганичным (например, история с сыном Марченко и нападением хулиганов на него).
В конце концов многообразные и внешне различные проблемы романа объединяет некий единый философский стержень — доминанта. В самом общем виде это можно сформулировать так: подлинное, настоящее и иллюзорное, мнимое. Что есть сущность, а что только тень, которая стремится выдать себя за сущность? Дружба Михаила Визира — это лишь тень дружбы, если он «поддерживает отношения» с Марченко только в благополучные для него времена. Вадим Бабенко раскрывает свое подлинное лицо, в критический момент оставляя лабораторию — а ведь многие считают его порядочным человеком. Идет борьба за реальное торжество реального с фантомами внешнего, видимого, претендующего на роль сущности…
Ю. Мушкетик не упрощает картину. Он отлично понимает, что в жизни все гораздо сложнее, что мера «подлинности подлинного» так же, как мера «мнимости мнимого» различна. Таковы ли отношения Марченко с женой, какими ему б их хотелось видеть? Нет. Да такими они, пожалуй, никогда и не были. Марченко, в отличие от Ивана из «Жестокого милосердия», вообще не испытал в жизни настоящей любви. Обделила его судьба — ничего не поделаешь. И приходится довольствоваться тем, что имеешь. Но это все же не тень. Уметь найти, заставить себя найти нужную формулу поведения и в таких обстоятельствах, когда она не может «программироваться» всепроникающим чувством, — задача особой сложности.