— Скажите ему, Дмитрий Иванович, — обратился Вадим к Марченко, как к почетному и авторитетному судье, чьему решению подчиняются все. Но было в этом обращении и нечто спрятанное глубоко, так глубоко, что, пожалуй, знал об этом только он сам, а другие едва ли догадывались, что его, Бабенко, мысль, независимо от решения судьи, останется единственно правильной.
Дмитрий Иванович все же уловил это, но не обиделся. Он улыбнулся своею мягкой улыбкой и развел руками:
— Я скажу только одно — скептики никогда ничего не дали миру.
Он хотел помирить спорящих, но неожиданно задел Вадима сильнее, чем предполагал, и тот, тряхнув красивой головой, ответил с достоинством:
— Они сгоняли лишний пыл с энтузиастов и давали им повод снова искать.
— Но поддайся мы настроению даже самого великого, гениального скептика, тогда что — бежать топиться? Кстати, — он покраснел, но продолжал, — я когда-то пережил такое настроение. И притом неизвестно отчего. Гнусная вещь, скажу я вам. Кроме того, я не уверен, что и тот гениальный скептик побежит топиться. Да и вы, Вадим, тоже утверждаете, что мир творят энтузиасты. Которые, конечно, часто сомневаются. И должны сомневаться.
Он и в самом деле хотел примирить спорящих, это поняли все, кто-то за спинами даже сказал вслух:
— Дмитрий Иванович, как всегда, ищет золотую середину.
— «Неповрежденный серединой пройдешь». Овидий, — снова улыбнулся, ничуть не обидевшись, Марченко. Он привык к своим молодым, пылким собеседникам. Собственно, и любил их за молодой пыл, смелость, безоглядность. Он ведь знал, что на этом держатся все открытия, все поиски, всячески стимулировал их, старался лишь удержать от крайностей. Это последнее, наверное, подсказывал опыт, возраст — ведь и сам был из энтузиастов, еще и сейчас кипел и горел на том адовом огне. Однако с годами он научился оценивать человеческие возможности. Молодости часто кажется — она все может. Это не так. Это бурлят физические силы. А разум всегда должен чувствовать границу, ощущать пространство, которое можно застроить, а не разбрасывать кирпич по пустырям. Середина, золотая середина — это вовсе не посредственность. Крайность — она привлекает, возбуждает, но часто и обманывает. Молодость любит крайности, и это хорошо, потому что пытается дойти как можно дальше, но все же меру должен указывать опыт. Этого, конечно, не понимали, да пока еще и не могли понимать его молодые коллеги.
Кроме того, спор начал приобретать для Дмитрия Ивановича нежелательные очертания. Во-первых, он возник вокруг его слов, а во-вторых, опять же до определенной степени предметом спора был он сам. Недаром кто-то только что сказал: «Дмитрий Иванович, как всегда, хочет найти золотую середину». Видимо, кое-кто из них, а может, и все они, думает о нем как о среднем человеке. Средний человек — волей, характером и способностями ученого. Это его почти не обижало, по этому поводу у него было свое мнение. Он мыслил приблизительно так: подвиг — это взблеск, это жертва, он вызывает восхищение, он всегда на виду, а честно прожитую жизнь — человек не кривил на всех жизненных путях, никому не перешел дороги, его самого, может, и отодвигали на обочину, и, может, он ничего не достиг, только жил правдой, жил среди мещан, его и самого на первый взгляд трудно отличить от мещанина — кто заметит? И не будет ему памятника, да и за что памятник — за то, что не делал подлости? Правда, он себя к таким людям не причислял, но считал, что стоит недалеко от них.