Для науки Дмитрий Иванович не был средним человеком. Во всем остальном — другое дело: он порой и сам думал о себе как о середнячке. Это было отчасти далее его гордостью, а может, кокетством. Но, конечно, и ему было чуточку неприятно, когда о нем говорили на людях или хотя бы думали как о таком человеке. Ведь те, что могли думать так, не знали того, что знал он!
Он незаметно отошел в сторону, постоял еще немного на балконе, посмотрел, как на площади по очереди раскрываются то красный, то зеленый глаз светофора, как он то останавливает, то понуждает к бегу целые ватаги автомобилей, и вошел в зал. Но тут ему было совсем неинтересно. Его тянуло назад, на балкон, где разговор стал еще громче, где страсти распалились сильнее. Он посидел несколько минут возле Лепехи, сказал комплимент о ее новой шляпке, потом пересел к Неле, которую уже окончательно успокоила атмосфера общего банкетного хаоса. Он поговорил с ней о защите, заботливо посоветовал не забыть о некоторых дальнейших формальностях, а потом налил по полной — все же по полной! — ей и себе, — и они выпили до дна, и Неля опять разволновалась — ведь она видела, что только он по-настоящему не забыл, чей сегодня день, а разволновавшись, крепко поцеловала Дмитрия Ивановича, как целует искренняя и преданная дочь. Она смотрела ему в глаза, и в ее душе становилось светлее. Она знала, откуда этот свет, — из глаз шефа, доброго и заботливого Дмитрия Ивановича. Они все любили смотреть ему в глаза. Его большие карие глаза были неодинаковы: левый — светлее, правый — темнее. Когда он улыбался, они сияли, но и тогда оставались неодинаковыми. Сотрудники лаборатории привыкли к этим глазам и к этому мягкому взгляду. И сейчас она подумала, что, если бы не этот взгляд, который всегда сопровождал ее в работе, она вряд ли бы выполнила ее. В приливе откровенности она хотела сказать об этом Дмитрию Ивановичу, то есть не так прямо, иными словами, сдержаннее, но их разговор прервал Одинец. Дмитрий Иванович, не желая выслушивать в сотый раз набор его острот, незаметно заговорщически подмигнул Неле: мол, отдаю тебя на истязание, на муки, сегодня должна терпеть все, — поднялся и опять пошел на балкон.
Еще издали он услышал голос Лисняка и удивился, что «запрограммированный на любовь» Евгений, который даже сюда привел какую-то свою знакомую, лохматую, да еще с большим серебряным крестом на груди, чем шокировал присутствующих, вдруг ударился в научную дискуссию. Однако, подойдя к двери, Дмитрий Иванович понял, что Евгений не дискутирует, а провозглашает тост. Провозглашает с усмешкой, только усмешка его какая-то недобрая.