Блеснули неподдельной радостью Наташины глаза, когда увидели его. Она сморщила носик, кивнула ему сдержанно, не улыбаясь, потому что танцующий с ней Женька мог заметить светящееся ее лицо и подумать бог весть что. А он и впрямь ведь мог подумать, и это было бы не совсем неправдой. Или я льщу себе, невесело усмехнулся Вадим.
Корниенко гренадером стоял возле двери в предбанник и мрачно взирал на топчущиеся пары. Вот дверь отворилась, Корниенко вздрогнул, но не повернулся, удерживая любопытство. Из предбанника, посверкивая шалыми глазами, вышла Ирина, вслед за ней показался шатко ступающий Ракитский. Приплясывая, Ирина повернулась к нему. Он сдвинул брови, взглянув на нее, потом приблизился, шепнул на ухо, и она тотчас украдкой стерла с уголков губ размазавшуюся помаду. Узрев Корниенко, Ракитский шагнул к нему, сказал что-то, похлопал по плечу, подмигнул. Тот растерянно улыбнулся и покачал головой. Ступил в сторону и скрылся за дверью. А Ракитский с Ириной уже выделывали замысловатые па под ритмы в стиле «диско». Вадим наблюдал за ними, прислонившись спиной к стене возле самой сценки, и поэтому остался незамеченным ими. Развлекается Иришка, не с тем, так с этим, не с этим, так с тем, славная девчушка… А вот это действительно славная девочка, что направляется сейчас к нему. Идет и смотрит прямо в глаза, как в кино, право слово. Глазастая, белолицая, в свободных брючках, легкой блузке. Вот те на, она приглашает его танцевать. И надо же, он не отказывается. В кои-то веки сподобился. Ну да ладно, отвлечемся. Она была легкая и ладная, с крепкой гибкой спиной, с дразнящим ароматом, шедшим от тела и даже от глаз, трогательно смущенных такой своей смелостью. Невзначай Вадим углядел постро-жавшее, нахмуренное лицо Наташи. Она прекрасно видела, как весело он вытанцовывает с этой миленькой девчонкой. Ну и пусть видит, ему-то что. А когда смолкла музыка и появившийся Корниенко объявил, что вечер закончен, и девочка, сделав книксен и с надеждой взглянув ему в глаза, медленно направилась к выходу, он с удивлением вспомнил, что так и не спросил, как ее зовут, да и вообще ни одного слова ей не молвил. Бирюк. Медведь. Вадим чертыхнулся, но догонять ее было уже поздно, да и не к чему.
— Ну наконец-то, слава Богу, — театрально воздел руки к небу Корниенко, когда дом опустел и они остались вшестером в предбаннике, — избавились от этой хивы. Как они мне надоели… Садитесь, — он широким жестом указал на кресла. — Как надоели, кто бы знал! И хоть бы кто намекнул, а не надо ли тебе, Юрочка, помочь, не надо ли замолвить словечко перед кем? У некоторых из них такие папы, ой-ей-ей. Но ничего, — увидев, что все расселись, он тоже плюхнулся в кресло. — Я сам себе дорогу пробью. Ведь на эту должность без всяких связей поставлен был, за отличную работу, за то, что умею. Я еще им всем покажу, сынкам и дочкам…