– И всё, что ли? – Брат даже шею тянет, но в зале правда больше никого нет.
– А сколько тебе надо?
– Ну, хоть класс.
– Может, это и есть класс. Или даже два.
– Мужской и женский? А тебя бы куда взяли?
Жу закатывает глаза, показывая, как достали его дурацкие шутки – и тут из школы льётся вальс. Со звоном распахиваются окна, и он вырывается на улицу, затопляет весь двор, обнимает и Жу, и берёзу. И Жу вдруг чувствует жалость. Непонятную, необъяснимую. Она затопляет тело, раздувается в груди, как пузырь. Жу смотрит на сцену, где девочки и мальчики, две пары, перечёркнутые красной лентой с надписью «Выпускник», с отрешёнными лицами манекенов танцуют вальс, – и понимает, что сейчас разревётся.
Они танцуют. На деревянных ногах. Считая про себя. Раз-два-три, раз-два-три. Шоркают обувью. Не сталкиваются, потому что парни зорко следят, чтобы не налететь на соседей. Девочка в зелёном двигается чуть лучше. Она даже улыбается, откинула голову и смотрит в потолок отрешёнными глазами. Другая девочка напряжена и бледна. У неё весь лоб в мелких болезненных прыщиках. Не удалось даже тоналкой замазать. Хотя, может, у неё и нет тоналки… Отчаянно считает каждый шаг. Раз-два-три. Шорк-шорк-шорк. Кто-то в столовке звучно сморкается.
«Школьные годы чудесные, с музыкой, танцами, песнями…»
– Вальс! – выдыхает брат. – Мать его, вальс! – и даже хрюкает от удовольствия.
«Как они быстро летят, их не воротишь назад…»
– Брателло, – говорит Жу негромко.
– А?
– Заткнись, – говорит Жу, поворачивается и идёт к дырке в заборе.
«Нет, не воротит никто никогда! Школьные годы…»
Сглатывает ком в горле.
– Эй, – брат окликает сзади. – Ну, ты!
Но Жу идёт. Оборачиваться не хочется. Объяснять ему ничего не хочется. Что можно сказать, если Жу и себе-то ничего не может объяснить?
– Да сколько же можно-то! – злится брат, догоняя и дёргая за плечо. – Тебя зову, да!
И кивает в другую сторону: из-за противоположного угла школы выворачивает тёмная фигура.
– О чём ты думаешь перед сном?
– Ни о чём.
– А если не удаётся заснуть?
– У меня так не бывает. – Жу усмехается.
– Ты слышишь что-то? Ты говорила, что у тебя бывают голоса.
– Ну.
– Что значит «ну»?
– Ну, бывают.
– Женечка, ты же знаешь, я твой друг. Со мной ты можешь быть совершенно откровенна. Я никому не скажу. Даже папе. Я и записывать не буду. Считай, это наш с тобой секрет.
И демонстративно отодвигается, выглядывает из-за монитора. Жу поднимает глаза от ножки стола. Смотрит на Марину. Ухмыляется. Ничего не может с собой сделать, всё равно ухмыляется – так всегда теперь, даже если не хочется.