— Эрнст! Какими судьбами? — восклицает Бруно и, дав девочке легкий шлепок, поднимается с ковра, предоставляя ей играть самой. Мы проходим в гостиную. Диван и кресла обиты красным плюшем, на спинках — вязаные салфеточки, а пол так натерт, что я даже поскользнулся. Все сверкает чистотой, все стоит на своих местах; на комоде — бесчисленное количество ракушек, статуэток, фотографий, а между ними, в самом центре, на красном бархате под стеклом — орден Бруно.
Мы вспоминаем прежние времена.
— А у тебя сохранился твой список попаданий?
— И ты еще спрашиваешь! — чуть не обижается Бруно. — Да он у меня хранится в самом почетном месте.
Мюкенхаупт достает из комода тетрадку и с наслаждением перелистывает ее:
— Лето для меня было, конечно, самым благоприятным сезоном — темнеет поздно. Вот, гляди — ка сюда. Июнь. 18—го — четыре попадания в голову; 19—го — три; 20—го — одно; 21—го — два; 22—го — одно; 23—го — ни одного противника не оказалось. Почуяли кое — что, собаки, и стали осторожны. Но зато вот здесь, погляди: 26—го (в этот день у противника пришла новая смена, которая еще не подозревала о существовании Бруно) — девять попаданий в голову! А! Что скажешь? — Он смотрит на меня сияющими глазами. — В каких — нибудь два часа! Просто смешно было смотреть; они выскакивали из окопов как козлы — по самую грудь; не знаю, отчего это происходило; вероятно, потому, что я бил по ним снизу и попадал в подбородок. А теперь гляди сюда: 29 июня, 22 часа 2 минуты — попадание в голову. Я не шучу, Эрнст; ты видишь, у меня были свидетели. Вот тебе, здесь так и значится: «Подтверждаю. Вице — фельдфебель Шлие»; 10 часов вечера — почти в темноте. Здорово, а? Эх, брат, вот времечко было!
— Действительно здорово, — говорю я. — Но скажи, Бруно, теперь тебе никогда не бывает жаль этих малых?
— Что? — растерянно спрашивает Бруно.
Я повторяю свой вопрос.
— Тогда мы кипели в этом котле, Бруно. Ну, а сейчас ведь все по — другому.
Бруно отодвигает свой стул:
— Уж не стал ли ты большевиком? Да ведь это был наш долг, мы выполняли приказ! Вот тоже придумал…
Обиженно заворачивает он свою драгоценную тетрадку в папиросную бумагу и прячет ее в ящик комода.
Я успокаиваю его хорошей сигарой. Он затягивается в знак примирения и рассказывает о своем клубе стрелков, члены которого собираются каждую субботу.
— Недавно мы устроили бал. Высокий класс, скажу я тебе! А в ближайшем будущем у нас кегельный конкурс. Заходи непременно, Эрнст. Пиво в нашем ресторане замечательное, я редко пивал что — либо подобное. И кружка на десять пфеннигов дешевле, чем всюду. Это кое — что значит, если посидеть вечерок, правда? А как там уютно! И вместе с тем шикарно! Вот, — Бруно показывает позолоченную цепочку, — провозглашен королем стрелков! Бруно Первый! Каково?