Следом вышел герцог. Одежда его была в полном порядке, но волосы растрепаны, а рожа красная и потная, как у свиньи.
– Святые довольны тобой, парень. Ты и впрямь богач. Нужно поднять тебе подати в следующем году.
Я проглотил свою гордость, честь и остатки достоинства, преклонил колени и сказал:
– Благодарю вас, милорд, за вашу щедрость и защиту.
– И за то, что наконец-то удовлетворил твою бабу, а? – засмеялся герцог, повизгивая так, как это делают свиньи, перед тем как им перережут горло.
– Да, милорд. Совершили то, на что я не способен.
– Ха! – вскрикнул герцог. – Ты – жаба, парень, жалкий жабеныш. Но место свое знаешь – чего еще ждать от холопа. Не бойся, мы сейчас уедем. Так и быть, скажу своим слугам, чтобы не сжигали твою хибару.
Мне даже в голову не приходило, что такое возможно, но я склонился перед ним еще ниже и выжал из себя благодарный вид. Король и герцог оседлали коней, за ними – слуги, все, кроме одного высокого детины со шрамом на всё лицо, от лба до подбородка. На спине у него висел боевой топор.
– Милорд, – сказал он, глядя мне в глаза, – может, возьмем бабенку с собой, вдруг вам снова захочется сладенького? В трактире, где мы сегодня заночуем, такие вряд ли будут.
Герцог даже головы не повернул.
– Не неси чепухи, Фост. Ты же знаешь, никакая женщина не способна удовлетворить герцога дважды.
– Да, милорд, но разве эта не отличается от других? Слишком уж хорошая телка, чтобы оставлять ее с парнем, который и подоить ее как следует не умеет.
Герцог уже собирался отмахнуться, но тут заговорил король Греггор:
– Черт возьми, Йеред, просто забери эту проклятую девку. Твои люди уже столько раз слышали твое хрюканье, что, наверное, разглядели то, что ты не заметил.
Всем своим существом я презирал герцога, но верил, что он оставит нас в покое, пока его не отчитал сам король, уязвив гордость лорда.
– Пользовать ее сам я не буду, ваше величество. Но раз тебе она так уж понравилась, Фост, можешь забрать ее. Пусть развлекает остальных, пока я буду «хрюкать» на ком-нибудь почище.
Всё это время Фост продолжал смотреть на меня и улыбаться, от шрама по всему лицу бежали морщины. Он махнул рукой своим парням – двое нацелились арбалетами мне в грудь, двое других схватили Алину. Затем Фост вскочил на коня и поехал следом за остальными, а я стоял и смотрел, как увозят мою жену. Как холоп. Как жаба. Как мальчишка, знающий свое место.
Алина была хорошей и мудрой, но даже у ее рассудка имелся предел. К тому времени как я нашел ее на полу трактира в соседнем городе, она уже два дня была мертва. Алина сражалась, моя храбрая девочка, под ногтями у нее остались лоскуты кожи, на руках – синяки и ссадины, а вместо прекрасного лица – кровавое месиво, разрубленное пополам тяжелым боевым топором.