К примеру, при помощи окситоцина…
В саду тихо, словно на старом кладбище у подножия холма. Может быть, даже и тише — на древних погостах последнее время повадился резвиться хвостатый молодняк, а сегодня как раз полнолуние. Нет, не зря моя бабушка не любит оборотней. Ну вот как на них полагаться, а? Никак. Может, дед был прав, и для моих экспериментов стоило поискать приличную клыкастенькую девочку, желающую вечной жизни и не зависящую от фаз луны, а не хвататься за первое, что под руку подвернулось? И таки уговорить Алека. С девочкой у него наверняка бы все получилось.
Интересно, почему подобная мысль ни разу не пришла мне в голову за все восемь лет? Ведь и дед прямым текстом говорил про отталкивание однополярных полов, все как в физике. Люди такие вещи тоньше чувствуют, а в деде очень много осталось от человека. Да и с Лией тоже можно было не торопиться. Желающие приобщиться к вечности нашлись бы и среди наших мужчин. Стоило чуть подождать…
Впрочем, зачем обманывать самого себя? И твердить, что хотел побыстрее, а с приличным соплеменником любого пола пришлось бы ждать не два-три дня, а два-три месяца, во время белых ночей наша часть городка вымирает — непоседы разбегаются по другим мирам или просто откочёвывают на юг, лентяи впадают в сезонную спячку. Город остаётся во власти хвостатых. Королевский двор переключается на сугубо летние развлечения — охоты, травли, гонки, свадьбы. Ррист — лучшее из того, что я мог найти до конца сезона. Ему по крайней мере действительно интересно.
Все это, конечно, правда. Только не вся. Просто своих соплеменников я люблю еще меньше, чем оборотней. так что в сложившейся ситуации Ррист действительно лучший вариант изо всех возможных.
Он поселился в моём саду давно, ещё совсем молочнозубым котёнком. Просто пришел, залез на старую вишню и решил, что будет тут жить. И зашипел на меня, когда я ранним вечером вышел прогуляться. Нахальный такой. Я не стал его прогонять, потому что всегда уважал чужую наглость. Особенно вот такую, совершенно бесчердачную. А родителям было все равно, они тут почти и не появлялись. И он остался. Потом мы не то что бы подружились, нет, он оставался вольным виверром, когда хотел — приходил, когда хотел — уходил, гулял сам по себе, иногда пропадая на несколько лет, потом появляясь как ни в чем не бывало. Но уважал мою территорию и мог поболтать ни о чем под настроение.
И согласился, когда я попросил помочь в совершенно бредовых (на взгляд любого нормального горожанина) экспериментах. По-моему, он был мне как-то по-своему благодарен — за то, что я все эти годы не трогал его дерево. Хотя я могу и ошибаться. И он может просто до смерти хотеть стать человеком.