— Кроме основного признака, — мягко напомнил доктор.
Вадим сник.
— Да. Она не просыпается. Не открывает глаза. Не реагирует ни на боль, ни на свет, ни на звук, ни чисто рефлекторно. Основной признак, да, я помню.
— Зрачки проверяешь?
— Каждые три часа! Полный бред. То сужены, то расширены, то реагируют, то нет. Я же тебе постоянно отправляю таблицу, ни малейшей закономерности!
— А корнеальные рефлексы почему перестал?
Вадим передернул плечами, словно на кухне внезапно стало холодно. Ответил едко:
— Знаешь, я не буду больше тыкать ей углом одеяла в открытый глаз! Чувствую себя при этом… короче, не буду, ясно?! А главное — зачем? Лишь для того, чтобы ты снова мог убедиться: она его не закроет? Я это тебе и так скажу! Не закроет.
— Значит, отсутствуют, — доктор вздохнул.
Вадим безнадежно махнул рукой.
— Она их вообще не закрывает! И не открывает, сама, в смысле, ну я же тебе и раньше говорил, самому каждый раз приходится. И открывать, чтобы проверить эти твои долбаные рефлексы, и закрывать потом. Чтобы роговица не пересыхала. Но это как раз ерунда, подумаешь. Открыл-закрыл, делов-то… Нет, ну вот ты врач, ты Дэна вашего в разных состояниях видел, скажи — у него что, тоже была эта идиотская избирательность выполнения приказов?! Почему она иногда слушается, а иногда словно и не слышит?
— Вадик, у девочки была сильнейшая черепно-мозговая, после таких повреждений многие вполне нормальные до травмы люди папу с мамой не узнают, не то что чужого дядю.
— Но она-то не человек! У нее два вида памяти!
— Значит, и в два раза больше возможности возникновения всевозможных накладок.
— Тогда почему она временами все-таки слушается? Я ведь чуть не обделался, когда она первый раз встала и в сортир потопала! Приказал — и она встала, словно так и надо, словно она самая нормальная. Она же сорванная на всю башню! Она вообще подчиняться не должна! Ты Дэна спрашивал? Может программа назначения хозяина самовосстановиться? Ну, после травмы там или после физического повреждения процессора? Или этой твоей формации гребаной?
Вениамин снова вздохнул и некстати подумал, что с такими друзьями ему смерть от старости не грозит. Вот от инфаркта-инсульта — запросто. Или от гипервентиляции легких, если и дальше будет вздыхать так глубоко и так часто. А что поделать? С некоторыми бывшими космодесантниками порою приходится разговаривать как с дебильноватыми детишками — долго, мягко, вдумчиво и разжевывая каждую мысль до кашицы. Иначе в лучшем случае выплюнут. А в худшем поймут неправильно, переосмыслят по-своему и схлопочут заворот интеллектуальных кишок, возись с ними потом…