По пути к двери Брук попросила Алфриду поспешить на кухню и приказать, чтобы ее ужин был немедленно прислан в его комнату. Если, конечно, Доминик уже потребовал свой. Потом она тихо постучала в дверь его комнаты, но, поскольку он ее ожидал, не стала ждать разрешения войти. Час ужина прошел, но было еще не темно. В июне солнце садилось так поздно, что ламп еще не зажигали. На этот раз Доминик был в комнате один.
Он по-прежнему полусидел в постели, опираясь спиной о подушки. Но, по крайней мере, надел ночную сорочку с распахнутым на груди воротом. И он причесался! Хотя и не побрился. Щетина на щеках и подбородке стала темнее. Но возможно, он чувствует себя лучше…
– Что это вы на себя напялили? – прорычал он, когда она подошла к кровати.
Когда его взгляд жадно впился в ее низкое декольте, Брук смутилась, но не замедлила шаг. Пусть она любит удобные платья по нынешней моде, но никогда не привыкнет к низким вырезам, столь популярным в Лондоне.
– Я всегда так одеваюсь к ужину, – солгала она.
– Только не здесь и не со мной.
Она была так рада это слышать, что улыбнулась:
– Как хотите. Я могу быть очень сговорчивой.
Доминик фыркнул. И поскольку он уже показал себя грубым животным, она добавила:
– Полагаю, нет нужды спрашивать, как вы поживаете сегодня вечером? Совсем не лучше.
– Я голоден, вот что со мной! Дважды передо мной извинялись и приводили причины, по которым не могут сейчас принести ужин. Как вы умудрились заколдовать мою кухарку?
– Я никого не заколдовывала, – учтиво ответила она. – Дело в том, что совершенно очевидно: ваши слуги вовсе меня не любят.
– Почему же слушаются не меня, а вас? – завопил он.
– Потому что я леди, разумеется, – подчеркнула она. – А слуги, если они, конечно, боятся серьезных последствий, не смеют выступать против леди. Должно быть, ваша лихорадка не позволила вам это вспомнить. Кроме того, все ваши попытки уморить меня голодом, пока я еще здесь, не увенчаются успехом. По крайней мере подождите, пока оправитесь от раны настолько, чтобы самому охранять кухню. Потому что пока я намерена выгнать вашу кухарку метлой и сама готовить себе еду, если придется, конечно. Так что вам, возможно, захочется пересмотреть этот гнусный план. Сожженный хлеб и ничего больше? В самом деле!
Его лицо еще больше покраснело. Ей стоило бы тоже рассердиться. Но когда она в итоге получила вполне приличный обед, его попытка уморить ее голодом показалась ей смешной. Поэтому Брук попыталась немного его улестить:
– Ужин принесут с минуты на минуту. Ну а пока…
Он перестал кричать и, кажется, вообще не имел больше желания разговаривать, так что она осмотрела рану.