– Именно этого я ждала последние два года.
Эта мечта помогла ей вытерпеть и вынести последние два года. Она пережила их легче, чем все остальные до этого. Перспектива была такой волнующей, а поездка обещала стать началом новой, лучшей, возможно, даже счастливой жизни. Обещала возможность сбежать от этой семьи. Но этот мужчина тоже может дать ей все это, не так ли? По крайней мере, возможность сбежать.
Поэтому Брук так разозлилась, услышав от него:
– Знаете, у меня нет причин верить в вашу ненависть к брату и есть все причины верить, что вы лжете.
– Как это верно! Но я не чувствую необходимости убеждать вас в чем бы то ни было, так что мне все равно, верите вы или нет. Вы спросили, я ответила. И раз уж мы исповедуемся друг другу…
– Мы не исповедуемся друг другу.
Она проигнорировала его замечание и продолжила:
– Должна предупредить, что я не всегда и далеко не всякому открываю свои чувства. Я давно привыкла держать их при себе.
– Почему?
– Потому что альтернатива может быть… неприятной, – призналась Брук и хотела было добавить, что альтернатива может быть неприятной для нее, но не решилась. Она не старалась перетянуть Доминика на свою сторону, рассказав о жизни в своей родной семье и пробудив жалость к себе, если он вообще способен на жалость.
– Значит, вместо той легкой бессмысленной болтовни, которую я слышу, вы на самом деле кипите гневом? Именно на это намекаете?
Она недоуменно моргнула, но тут же рассмеялась.
– Совершенно верно. Очень часто впадаю в ярость, но не сейчас. Раньше, как вы могли заметить, я злилась, и не сумела это от вас скрыть, потому что…
– Но как я узнаю, скрываете вы или показываете истинные чувства? – вставил он.
– Вам это будет трудно. Не стоит ли просто договориться быть друг с другом откровенными?
– Надеюсь, вы не пробудете здесь достаточно долго, чтобы это имело какое-то значение.
После того, как была честна с ним и так много о себе рассказала, Брук надеялась услышать не это.
– Но я буду продолжать делиться с вами моими чувствами. Вы тоже уже это делаете. Так что полагаю, нам ни к чему об этом договариваться.
И если он даже сейчас не может понять, что ему, наконец, удалось ее разозлить, значит, он просто слеп.
Но Доминик не ответил, потому что принесли ужин и он, наконец, отпустил ее запястье. Брук едва не рассмеялась: очевидно, он злится, потому что голоден, и чем скорее она наложит мазь, тем скорее он сможет поесть.
Она быстро смазала травяной кашицей рану и вокруг швов.
– Пусть высыхает, пока мы едим. Перед уходом я перевяжу вам ногу, чтобы мазь не осыпалась во сне.