И ждет, что он спросит: а где в этом доме, в котором они живут вот уже шестнадцать лет, ящик для полотенец.
Когда приходит Луиза, они целуются и обнимаются. Луиза снимает перчатки, стягивает шелковый шарф. Ципи и Рухаме она очень нравится. Единственная их заказчица из светских, единственная, кто спускается по этим ступенькам в открытых блузках и элегантных, мужского покроя, брюках. Она напоминает Рухаме тех красивых дам, которые стоят в универмагах и брызгают вам на запястья духами.
У Луизы дочь их возраста, и все равно, на взгляд Рухамы, она кажется моложе Навы. Ее выдают только толстые, разбухшие вены на руках и чересчур аккуратная прическа. Луиза берет Рухаму под локоть, снова целует в щеку.
– Мне удалось, – говорит Луиза. – Я знаю, вы рассердитесь обе, но на самом деле ничего страшного. Я не осмелилась сказать мужу ни про парик, ни про деньги. – Луиза расстегивает сумочку. – Тридцатая годовщина свадьбы. Подарок Гарольда. Потрясающее ожерелье, он сам выбирал. Я его заложила. Продала.
– Не может быть, – говорит Ципи, а сама расплывается в блаженной улыбке. Она обожает тайны.
– Может, – говорит Луиза. – Труд должен быть оплачен.
– Кредит, – сухо замечает Рухама. – Я предлагала вам в кредит.
– Знаю, дорогая, знаю. Но так нечестно. Я пошла и заложила его, а Гарольду сказала, что сломался замок и я собираюсь заплатить за починку, но не хочу сообщать об этом страховщику. Страховка «вне местонахождения» ремонт не покрывает, а Гарольд ни за что не станет подделывать требование.
Она достает из сумочки конверт и решительно протягивает его Рухаме.
– Вот, – говорит она, вручая Рухаме пухлый конверт, набитый полсотенными.
Когда она впервые у них появилась, тогда она точно так же, по-деловому, достала из сумочки другой конверт.
– Вы, должно быть, Рухама, – сказала она. – На этих фотографиях у меня еще волосы нормальные. Мне нужен парик примерно такой, только лучше.
Рухама сразу ее полюбила. Женщина, которая способна так уверенно протянуть конверт, добьется в этом мире всего.
– Моя дочь говорит, что ваш салон лучший и самый дорогой. Поэтому я и пришла. Торговаться не будем. Я хочу переплатить – тогда я буду уверена на все сто, что парик лучше не бывает. – И Луиза, в этих своих стильных брючках, отставила одну ногу в сторону, носком вверх – жест, который Рухаме хотелось бы повторить, но нет, не дозволено. – На случай, если моя дочь вас не предупредила: у меня из-за менопаузы стали выпадать волосы, и оба моих врача считают, что я на самом деле могу облысеть. Я им говорю: тогда пропишите мне что-нибудь. Если я и умру от этого – пусть. По мне, лучше прожить шесть ярких месяцев, чем маяться до ста лет, отпущенных природой. – Затем она показала медальон. Открыла его. Внутри оказалась прядка. – Мои детские волосы. Каштановые. Природные. Найдите такие же. Таким должен быть цвет моего парика.