– Я продаю цветы, кустарники и деревья. Продаю торф и минерализованный грунт. За сотню долларов вы можете купить десяток калатей. Или орхидеи – я дам вам скидку.
– У вас есть серьги и татуировки, – говорит Рухама цветочнику. – У вас приятное лицо, высокий рост, хорошая фигура. Много всего, чтобы выделиться. Вам не нужны такие волосы.
– Они у меня были всегда, – говорит он. – Это моя фишка.
– Понятное дело. Думаете, я каждый день такое предлагаю? Из Восточной Европы, из Польши – вот откуда я беру волосы. С улицы – никогда. Ну а если не сто долларов, сколько могут стоить эти – не на продажу – волосы?
– Знаете что, – говорит он, – я думаю, вы ненормальная.
– Конечно, – говорит Рухама, – мы оба с вами ненормальные. Но каждый по-своему. Так что признавайтесь. Двести долларов, пятьсот?
– Тысячу долларов, две тысячи долларов. Это не имеет значения. Я их не продаю.
– У меня при себе четыре тысячи долларов, – говорит она. – Наличными. Вы можете их взять.
И затем изящно, вспомнив, как делала это Луиза, достает из сумочки конверт и сжимает его в руке.
– Я захватила ножницы, вам остается только присесть.
– Черт, – говорит он, пересчитывая. – Почему я не могу просто так их забрать? Сделать вид, что я с вами незнаком, и оставить себе и деньги, и волосы?
– Потому что это Америка, – говорит Рухама. – Вы продадите мне волосы, доставите дерево, а если прикарманите деньги, я приведу полицию, и вы вернете их мне обратно. Такова наша страна. У евреев есть права; у женщин есть права. Допустим, вы все-таки оставите себе деньги, несмотря ни на что. И возможно, когда придет полиция, я скажу, что вы взяли не четыре, а пять тысяч. И мне поверят, потому что у меня не проткнута губа и потому что пять – более достоверная сумма.
Рухама достает ножницы, как грозный аргумент. Он смотрит на нее и кладет конверт в карман. Рухама оглядывает джунгли в поисках стула.
Когда привозят дерево, Рухама запирается в мастерской, оставив Ципи в приемной. Она рассказала Ципи про дерево: увидела случайно, взяла и купила. Соврала ей про банковский депозит и не знает, как теперь восполнить недостачу.
Ципи колотит в дверь.
– Он спрашивает, где поставить.
Рухама кричит:
– Он прекрасно знает, и ты тоже: между креслами!
У Рухамы кружится голова. Она объяснила Ципи, что заперла дверь, потому что участились грабежи: рассыльные разведывают про то, как идут дела у заказчика, и выносят из конторы все подчистую. Сказала Ципи, что встретила на складе женщину-фотографа и та пожаловалась, как рассыльный-велосипедист, доставивший пленку, всю студию обчистил. Она лишь ненадолго оставила его одного, разрешив попить воды из кулера.