Выплески умножились в более ровном ритме.
Флоранс испытывала беспредельную радость при каждом, пусть даже крошечном глоточке, радость, смешанную со страхом, что щедрость их похитителя иссякнет так же внезапно, как началась. В конечном счете все могло оказаться извращенной игрой, нацеленной на то, чтобы снова внушить им надежду, но ей было плевать. В это мгновение не было ничего слаще, чем эта жидкость, обычно безвкусная, эта струя жизни, которую мы даже не замечаем. Молодая женщина собирала каждую капельку, как драгоценное блаженство.
Флоранс не смогла бы сказать, сколько времени и усилий ей потребовалось, но наступил момент, когда жажда прошла. Она столько выпила, что ее живот напоминал мешок волынки. Бертран тоже перестал пить. Он снял верх комбинезона и майку и с блаженным видом подставил грудь под струи воды.
Мысль ей понравилась. Она отвернулась, чтобы ни Бертран, ни камера за спиной не могли ее видеть, сняла майку и лифчик, пропитанные прогорклым потом последней пробежки, и с силой протерла руки, груди и мускулистый живот. Мысленно она благодарила похитителя. От всего сердца.
Нельзя терять надежду! Он хочет, чтобы мы были живы. Мы нужны ему!
Она вытерлась спортивной курткой и понюхала майку, движимая вернувшейся энергией. И испытала такое чувство, будто все мучения скоро кончатся. Она увидит свет дня, вдохнет свободу всей грудью.
Ее свобода…
Когда она повернулась, Бертран стоял нагнувшись. Он погружал пальцы в слой воды, собравшийся на полу, как усталый золотоискатель, ищущий последнюю крупинку. Сморщившись, он выпрямился и начал разглядывать дыру рядом с крышкой и трубу, которая уходила вверх и исчезала за занавесом. Его лицо опять стало серьезным. Вода продолжала литься.
– Этот мерзавец не давал нам пить, он не стремился облегчить наши мучения. Звук помпы за занавесом, вода, которой мы желали больше всего на свете…
Он замолчал, прижав кулаки к перегородке. Когда Флоранс посмотрела на него, глаза в глаза, у нее возникло впечатление, что она видит, как рассыпается карточный домик. Она не сразу поняла его слова, но уловила смысл, изначально затуманенный эйфорией последних минут. В свою очередь она оглядела промокшую куртку, потом уровень воды, который начал подниматься.
– Флоранс, с самого начала очевидность была у нас перед носом. Эти цилиндры не просто тюрьма. Они… резервуары для воды.
Молодую женщину затрясло.
– Нет-нет… Это невозможно. Такого не может быть. Только не это.
Бертран следил за неровной струей, которая лилась выплесками, как если бы кто-то, прячущийся по другую сторону занавеса, открывал и закрывал клапан, подавая больше или меньше воды. Его лицо исчезло за потерявшей прозрачность поверхностью пластика, на которой оседало его дыхание.