С мерзким чувством Николя остановил просмотр и достал еще десяток кассет, стоящих под телевизором. Одну за другой стал вставлять их в видеомагнитофон. Трудно определить, были ли это действительно фильмы или реальные сцены пыток, насильственного заточения, секса. Никаких вступительных или заключительных титров, на этикетках ни имени режиссера или продюсера, ни актеров… Когда он хотел извлечь кассету «Phenomenia», пленку заело в считывающей головке. Если поднажать, он разнесет аппарат, поэтому он оставил ее на месте и продолжил свои изыскания.
С фотоаппаратом в руке поднялся на второй этаж, оглядывая комнаты и обстановку. Полосы желтого света падали сквозь щели в закрытых ставнях, от каменных стен исходил мрачный холод. Он коснулся перил и не обнаружил ни следа пыли. С того момента, когда они зашли в дом, у него возникло ощущение чрезвычайной чистоты, почти маниакальной, судя по тому, как разложены были предметы. Ничто нигде не валялось. Ни собачьего волоска, ни обрывка бумаги.
Одри осматривала большую спальню. Протянула ему маску Гая Фокса:
– Она лежала здесь, на комоде.
Николя взвесил на руке маску, идентичную той, что была у Ангела будущего. Он представил себе Шевалье, Демоншо, а может, и других, скрывающихся за этим белым восковым лицом.
– Компьютер? Телефон?
– Пока ничего. Все чище некуда. Но в одном из ящиков было вот это… Посмотри первую страницу.
Она протянула ему тетрадь. Николя открыл и глянул на рисунок углем. Он изображал черного орла с мощными когтями, склонившегося над обнаженным человеком с распоротым животом, прикованным к скале. Хищник клювом вырывал у него куски печени.
– Сцена преступления, – выдохнул Николя.
– Похоже на то.
Картина тела Шевалье, лежащего голым на дне ямы, искусанного с головы до ног, с болтающейся печенью и следами связывания на руках и ногах… Аналогия показалась ему очевидной. То, как было вскрыто тело в лесу, не было делом случая. Речь шла о постановке.
– Тебе этот рисунок ни о чем не говорит? – спросил Николя. – Может, что-то античное?
Одри пожала плечами. Николя не мог вспомнить, где он это уже видел. Полистал тетрадь. От страницы к странице разум Демоншо все больше погружался во мрак. Он начал рисовать гибридов, лица, сплавленные с кусками металла, уши, приживленные к рукам. Линии жесткие, черные, впивающиеся в бумагу так, что едва не раздирали ее. На двойном развороте про`клятые зародыши держались за руки, образуя хоровод. Разверстые рты, изломанные лбы, глаза, стекающие на щеки, как липкие слезы. Кое-что напомнило Николя картины Фрэнсиса Бэкона