Сидя на крыше бункера, затерянного в дюнах, Николя с улыбкой поднимает голову от письма. Он откидывает непослушную прядь, ветер снова сносит ее на влажные выпуклые черные овалы, которые разглядывают темную массу Великобритании на горизонте, а потом перемещаются на стайку песчаных бекасов, быстрых, как пригоршня кристаллов, подброшенных в небо. Ему хорошо здесь, в световых годах от Парижа, паводка, Судана и Кубы и так же далеко от мрачного беспорядка собственных мыслей. Камиль касается воды кончиками своих бесконечных пальцев. Она идет, и прыгает, и вертится вокруг него, ей холодно, но она ничего не говорит, потому что у нее никогда не было привычки жаловаться. Николя сжимает ручку, придерживает листок и в той же ясной прозрачности, которой исполнены его воспоминания, продолжает путешествие.
…В тот день мы сидели здесь, на этом бункере, болтая босыми ногами в пустоте. Мы открыли пару банок пива, смотрели на уходящий отлив, на черные сваи, усыпанные тысячами мидий, и на ловцов креветок с большими зелеными сачками. Именно в этом месте я положил руку тебе на грудь и почувствовал, как бьется сердце другого человека, о котором ты всегда говорила, что оно упало с неба[84]. Ты сказала: «Есть море, есть мы и есть мой дизель, который бьется, чтобы делать свое дело. Мне больше ничего не нужно для счастья». Это правда, я почувствовал, что ты так счастлива, и знаю, ты мне поверила бы, если я скажу сегодня, что тот день был самым прекрасным в моей жизни. А ведь мы просто сидели вдвоем на пустом пляже, пили пиво и грелись биением твоего дизеля, но ничто никогда с этим не сравнится. Всякий раз, когда я засыпаю и слышу, как бьется мое сердце, я вспоминаю о твоем и о тех словах, что ветер унес далеко в небо и отзвук которых мне сейчас слышится в криках чаек. Такие красивые слова…
С южной стороны мужчина прогуливает собаку, наверняка терьера, судя по нахальной манере обнюхивать и рыть песок. Может, он учуял местного моллюска под названием «морской черенок» или съедобную раковину – здесь их собирают целыми пригоршнями. Чуть подальше с грацией балерины выписывает пируэты воздушный змей. Николя лишь время от времени удается среди клочьев пены, сухих яиц ската и губок, которые несутся по ветру, разглядеть того, кто его запустил. Он говорит себе, что этот человек настоящий артист.
…Мне плохо без тебя, Камиль. Неотвязная боль, и уже не потому, что тебя нет. Нечто иное, разрывающее мне внутренности и с каждым днем заставляющее страдать чуть сильнее. Демон, который разрушит меня, если я позволю.