Прислоненный к стене мольберт. Рядом на полу пришедшие в негодность кисти, приклеившиеся краской к палитре или завернутые в тряпки. Рамы различного размера, пигменты в банках. Накрытые простыней полотна. Люси встала на колени, сдула пыль и посмотрела на картины. Море, корабли, пляж, зонтики. Потом цветущие гортензии, обрамляющие фасад красивого дома: этого самого, до того, как его бросили. Люси ощутила меланхоличность манеры, явную печаль, исходящую от этих произведений. Она направила луч фонаря на левый угол внизу полотен. Подпись Мэгги и всякий раз название: «Бухта ангелов», «Печаль небес», «Нега и Одиночество».
– Мэгги, – повторила Люси.
Она сняла другую старую простыню и обнаружила еще две картины. На той, что была сверху, парусник резал волны под алым пылающим солнцем, заливающим все небо. На белом корпусе темно-синими буквами было выведено его название, от которого у нее по коже побежали мурашки:
ЛУКА
Она различила хлопанье крыльев на крыше. Воркование. Птицы гнездились там или прятались от ветра. Люси вернулась к картине, но теперь ей нестерпимо хотелось лишь одного: уйти отсюда. Она быстро раскрыла второе полотно. Лицо, повернутое на три четверти. Оно подействовало, как удар хлыстом по лицу.
«Мэгги, автопортрет».
Два больших синих глаза, на которых лежала пелена слез, форма носа, очертание губ… Люси не верила своим глазам. Она кинулась к банкам с краской, посмотрела на этикетки. «Свинцовые белила», «Медное золото», «Синий кобальт». Окиси… Те самые, которые в малых количествах были обнаружены в волосах трупа из Манси.
Сомнения невозможны.
Она нашла биологическую мать Луки.
Одри продолжила спуск. За поворотом издалека донеслись вопли женщины, истошные, пронизанные смертью. Из глубины шел резкий свет, и чем ближе она подходила, тем больше липкая влажность обволакивала блестящие стены – адская слюна зверя.
Приотворенная дверь, которую она толкнула. Жара как в печи.
Плотная, странная толпа – некоторые стоят, другие сидят – заполняла зал, стены которого Одри не могла различить. Слепящие прожектора сошлись на сцене, где на кончиках пальцев стояла женщина со связанными впереди руками и скользящей петлей на шее. Стоило ей чуть расслабиться, и она сама себя душила. На ней был красный браслет. Бородач в спецовке и строительной каске кружил вокруг нее, нанося легкие порезы бритвой. Стекали алые слезы.
Одри протиснулась вправо и нашла себе место. Вокруг – черепа, похожие на яичную скорлупу, кожаные куртки, полуголые женщины. Ухо одного типа мерцало как гаджеты, которые продают в вечера праздничного салюта. В голову была встроена микрокамера. На шее другого была татуировка с подсветкой. Одри решила, что бредит, когда увидела, что в рыжую шевелюру женщины вживлено растение. И множество изувеченных тел. Плоть, подвергшаяся истязанию, вся в проколах, порезах, укусах… Много красных браслетов. Завсегдатаи. Настоящее шоу уродов.