— Хорошее знакомство, — сказал я. — Вы и с моей машиной в тот раз неплохо познакомились. Думаете, забыл?
— Да ладно вам, — примирительно сказал Май Игоревич. — Обычная оперативная работа. Время такое было.
— Такая оперативная работа во все времена называлась одинаково. Кражей со взломом. Кстати, сейчас у меня машина на сигнализации. Если снова приметесь за свою оперативную работу, так взвоет, что весь дом в окна высунется. Надеюсь, вы этого не хотите?
Должно быть, я хватил лишку — выяснение отношений могло зайти слишком далеко. Нелли почувствовала это и взяла меня за руку.
— Успокойся, ради Бога! Охолонись! Кому нужна твоя машина? И вообще, кто старое помянет… Все. Закончили. — Она громко хлопнула в ладоши. — Сколько можно заставлять ждать хозяйку, господа? Все за стол!
— Очень верно сказала Нелли Викторовна. Нечего старое ворошить, — заметил куратор, пододвигая себе кресло, чтобы усесться за стол. — К тому же я уже в комитете давно не работаю, ушел. А сигнализация… Ерунда все это. Наши ребята любую систему отключат в секунду.
Май Игоревич с такой гордостью и с такой нежностью сказал об умельцах-ребятах, что сразу стало ясно: хоть и ушел он из конторы, но душою по-прежнему с ней — не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым! Я хотел было обратить внимание собравшихся на это, но передумал и принялся молча откупоривать бутылки.
Два человека сразу же безраздельно завладели вниманием стола: не давая никому и рта раскрыть, Стас и Вячеслав Харитонович состязались в благородном искусстве тоста. Пили за хозяйку, за приятное знакомство, за гласность, за вторую древнейшую профессию, которая за столом была представлена абсолютным большинством, за будущее страны — класс предпринимателей (его, как выяснилось, представляли здесь высокий и куратор), снова за хозяйку и ее кулинарное искусство.
Последний тост провозгласил Вячеслав Харитонович, а Стас, хотя и выпил, скорчил такую кислую мину, что всем стало немного не по себе. Нелли — та еще кулинарка. Она неспособна испортить разве что шпроты и колбасу. Все остальное при одном прикосновении ее белых ручек становится несъедобным, даже рыночная квашеная капуста, которую она считает необходимым зачем-то заправлять. Но самое ужасное — это ее пироги: недопеченные или пересушенные, тонкие, как подошва бальных туфель, плоские, как грудь монашенки, пресные, как армейские галеты из просроченного стратегического запаса.
Я крошил пальцами на тарелке кусок Неллиного пирога с невразумительной начинкой и злился.
Вячеслав Харитонович довольно занудно рассказывал о своих американских впечатлениях. Стас, склонив голову набок, подчеркнуто внимательно слушал его и время от времени с самым серьезным видом вставлял что-нибудь вроде «ах, эти каменные джунгли», или «вот уж воистину город желтого дьявола», или «нет, это не для нашего человека». Справедливости ради надо сказать, высокий, несомненно, понимал, что его подначивают, и поглядывал на Стаса умными насмешливыми глазами. Остальные слушали его разинув рты. Особенно куратор и Нелли. Она усадила высокого подле себя, ежеминутно подкладывала ему что-нибудь на тарелку и вообще не спускала с него глаз. Я же сидел на другом конце стола и потихоньку накачивался.