Мы переписывались и перезванивались. Я знал, что он мыкается, меняет жилье и работу, но помочь ничем не мог. А потом вдруг получил от него роскошную бумагу с готическим шрифтом, с красной сургучной печатью и красной ленточкой, с подписью важного государственного нотариуса — приглашение. И решил ехать.
За несколько дней до отъезда меня разбудил ночной звонок из Нью-Йорка:
— Слушай, старик, огромная к тебе просьба: прихвати с собой казан для плова. Только побольше размером, самый большой какой найдешь. И непременно чугунный. Алюминиевый не бери. В этой проклятой Америке хорошего казана не найти. Будем с тобой плов варить…
— А риса, мяса — не надо? — Я окончательно проснулся и был способен язвить.
— Не валяй дурака, без казана не приезжай. — В этом был весь Шурка. — Да, кстати, чуть не забыл. В Шереметьеве к тебе подъедет мужик один, ну, в общем, мой партнер по бизнесу. Он тебе передаст небольшую коробку для меня. Так, ничего особенного. Сэмпл. — Шурка тут же перевел иностранное слово, словно давая мне ощутить дистанцию между ним, бизнесменом международных масштабов, и мною, совковым недоумком: — Образец. Коробка легкая, как суповой набор, тебе даже не придется за перевес доплачивать…
Да, не придется, подумал я, как же. Казан — тот, наверное, пуд потянет. Но спорить с Шуркой не стал, а с утра отправился на поиски казана, который удалось купить лишь в последний день и который в результате занял целую сумку.
А с коробкой и впрямь все оказалось просто. Я стоял в очереди на досмотр, когда ко мне подошел среднего роста молодой блондинчик с простоватым лицом, одетый в униформу московского кооператора — турецкую кожанку, турецкие же мятые слаксы и кроссовки. Он осведомился, тот ли я, кого он ищет по поручению Александра Тимофеевича. И когда я сказал, что тот самый, он положил поверх моих сумок длинную картонную коробку. Я ее поправил — в самом деле легкая — и покатил тележку к таможенной калиточке. Меня беспокоила моя собственная жалкая контрабанда, я слегка нервничал и забыл о Шуркиной коробке. Скелет на экране вовсе не похож на рентгеновский снимок, а прорисован четко, со всеми деталями, как в анатомическом атласе. У него, скелета, какой-то спокойный, умиротворенный вид, кажется, пустые глазницы глядят с ленивым удивлением: в чем проблема, ребята? Таможенник с трудом отрывает взгляд от экрана и смотрит на меня.
— Так… А это что такое?
Я ошарашен. Ничего себе сэмпл! Хорош Шурка — хотя бы предупредил. Но я понимаю, надо что-то немедленно ответить таможеннику, как-то объяснить появление скелета на экране, а следовательно, в моем багаже. Как в ночном кошмаре, я пытаюсь выдавить из себя слова, но мои губы только беззвучно шевелятся. Все — съездил! Наконец я слышу, что начал произносить членораздельные звуки.