Ощупав пальцами и обстукав молоточком череп, ключицы, лопатки, локтевые и коленные суставы, Костоломофф оставил Гену в покое и уселся за свой письменный стол. Мы с Шуркой молча ожидали приговор.
— Ну что ж, господа, вы привезли великолепный экземпляр, прекрасный рост, идеальные пропорции, русские коллеги умеют подобрать материал, этого у них не отнимешь, — с бодрой улыбочкой заговорил старичок. («Вы, голубчик, просто богатырь…») — Мне было в высшей степени приятно еще раз убедиться в том, что на родине моих предков, как и в прежние времена, живут такие крепкие и здоровые люди…
— Ну вот, а Бобби сомневался. Я же говорил ему, что у меня первосортный товар! — перебил хозяина Шурка. — Я могу ему передать, что все о’кей? Или вы сами позвоните?
— Позвоню, непременно позвоню, — отозвался доктор Костоломофф, делая пометки в настольном календаре.
— Чего откладывать, звоните прямо сейчас. Мы сразу и отвезем… — Шурке явно не терпелось избавиться от Гены.
— Погодите, господа… Вы, молодые, всегда торопитесь, а спешка, поверьте мне, далеко не всегда на пользу дела. Вы, господин Сидорски, до сих пор поставляли нам исключительно костные фрагменты, не так ли? — Шурка кивнул. — К их качеству у нас не было ни малейших претензий. У нас… у нас, русских, хорошие руки.
Мы с Шуркой молча приняли этот комплимент, хотя, если вдуматься, в данных обстоятельствах он прозвучал несколько двусмысленно.
— Сейчас же, если не ошибаюсь, вы представляете нашей фирме свой первый целый скелет, — продолжал доктор Костоломофф. — Это, господа, поверьте мне, совсем иное. Одно дело костный фрагмент, другое — скелет в сборе, который, как вы, надеюсь, помните, состоит ровно из двухсот шести костей. Разумеется, не считая зубов. — Старичок заулыбался, обнажая по-американски безукоризненный ряд фарфоровых фрагментов, предназначенных не столько для пережевывания пищи, сколько для таких вот улыбок.
По правде говоря, я не то что не помнил точное число костей в человеческом скелете, но никогда и не ведал, сколько их там наберется даже приблизительно. Шурка, скорее всего, тоже. Но он теперь наверняка запомнит это число на всю жизнь и потом до конца дней будет им щеголять. Я недооценил Шурку — он начал им щеголять немедленно.
— Простите, доктор, но если уж каждая из двухсот шести костей и косточек у вас не вызывает претензий, то какие могут быть претензии ко всему скелету?
— Замечательно! Вот мы и подошли к самому главному! — обрадовался доктор. — Я не стал бы даже называть это претензиями. Нет, просто некоторые недоработки, столь естестственные для первого, пробного экземпляра и столь же легко устранимые. — («Все в порядке, голубчик, ничего, слава Богу, серьезного. Вот пропишем вам микстурку, попьете и будете как новый, мы, батенька, еще на вашей свадьбе погуляем…») — К примеру, только к примеру… — Костоломофф выпрыгнул из-за стола, подбежал к Гене и ткнул пальцем в череп, — обратите внимание на лямбдовидный шов, он немного расходится, это почти не видно, но мы-то с вами, господа, специалисты, мы не имеем права закрывать глаза на мелочи…