Они падают на пол с влажным хлюпаньем и отвлекают внимание Сета. Он бежит к кровати и хватает меня за запястья прежде, чем я успеваю добраться до горохового супа. Я поднимаю под одеялом колено и пытаюсь столкнуть его вниз. Этого падения я ждала особенно – хотела увидеть, как он растечется по больничной плитке, словно ил.
– Наш ребенок умер, Четверг. Ты не виновата. Никто не виноват!
Я извиваюсь, откидываюсь на подушки и поднимаюсь снова. Запястья болят от хватки Сета, и я хочу его укусить. Это неправда, и мы оба это знаем. Это неправда.
– Ты должна прекратить, – умоляет он. – Прекратить себя обманывать. Тебя отсюда не выпустят, пока ты не признаешь правды.
Воет сирена, высокая и пронзительная. Интересно, это из-за меня? В комнату забегает Сара, за ней комично развевается коса. С ней заходят мужчина и другая женщина, оба в синей форме и с решительными лицами.
Тут до меня доходит, что сирена воет здесь, в моей палате. Видимо, ее включил Сет. Но нет… Это не сирена… Это я. Я ору. Я чувствую жжение – это звук проникает из горла в открытый рот.
Одна из медсестер поскальзывается и падает в месиво еды возле кровати. Медбрат помогает ей подняться, и они приближаются ко мне, отталкивая Сета, чтобы меня удержать. Он отходит назад, к стене, и наблюдает.
Я ожидаю увидеть в его взгляде страх или тревогу, но он кажется довольно спокойным. Чувствую, как по венам растекается что-то холодное и глаза закрываются. Из последних сил размыкаю веки, хочу видеть Сета. Он расплывается, но по-прежнему там, смотрит. Лекарства вырубают меня, я опускаюсь вниз. Почему он так смотрел? Что это означает?
Когда я прихожу в себя, мне холодно. Я не помню, где я, и на то, чтобы восстановить события последних дней, уходит несколько минут. Нехорошие, колючие воспоминания. Запах антисептика наполняет ноздри, я пытаюсь оттолкнуть одеяло и сесть в кровати.
Больница… Сет… Еда на полу.
Потираю болезненный лоб и бросаю взгляд на пол. Там не видно никаких следов палитры, оставленной мною перед тем, как меня вырубили. Зачем я это сделала? Тупой вопрос, ведь я знаю сама. Сет считает, что драться едой расточительно и глупо. Я ничего не бросала в мужа, но бросить продукты на пол было достаточно – детское выражение недовольства.
Практичный, сухой, серьезный Сет – именно так я бы описала его еще несколько недель назад. Что изменилось?
Ханна! Это имя задевает меня сильнее, чем остальные. Потому что сколько дней назад я последний раз с ней общалась? Три… Четыре? Я помню лицо Сета перед тем, как меня усыпили наркотики… Я не смогла определить его выражение: смесь эмоций, которых я не видела прежде. Это ведь что-то значит? Быть замужем за человеком несколько лет и впервые видеть такое лицо.