Он вздрагивает и поворачивается ко мне лицом.
Это не гном.
Это внук ведьмы, Ренат. Ренат с недобитым именем. Его рот перемазан шоколадом.
– Это моя гора! – визжу я. – Уходи, это моя гора!
– Гора общая, – нагло огрызается он, но все же поднимается на ноги и мелкой трусцой семенит вниз.
Я наконец останавливаюсь – прямо рядом с норой. На снегу валяются конфетные фантики – от тех шоколадных конфет, что я приносила волшебнице… Я лежу на брюхе и часто дышу.
Когда дыхание выравнивается, я запускаю руку в нору.
Ничего. Пусто. Значит, она уже забрала мое письмо, а ответ пока еще не написала. Возможно, она размышляет. Она ведь очень добрая, моя волшебница, а я просила ее о чем-то… не очень добром. Наверное, ей требуется время.
Я все лежу на брюхе. С восточного склона горы доносятся какие-то крики. Возможно, это из-за меня. Возможно, они там решили, что я разбилась насмерть. Наверное, они там все плачут. Конечно. Теперь-то им меня жалко. Теперь они не называют меня жирной коровой. «Бедная девочка», – говорят они. «Бедная маленькая девочка, как жаль, что она разбилась», – говорят они. – «Это ее родители виноваты». «Это ее отец виноват». «А вы знаете, что он ей вовсе даже не отец?» – «Ах, что вы говорите?» – «Да-да, он не отец. Он даже не человек!» – «Ах, какой ужас! Тогда кто же он?» – «Жилец Вершин». – «А кто ее мать?» – «О, она тоже не человек. Вы знаете: у нее совсем нет души!» – «А вы знаете, что Сонечка на самом деле была очень красивой и стройной при жизни? Да, да, очень стройной! Но мать, у которой нет души, кормила бедную девочку специальной едой, от которой сильно толстеют!» – «Ужасно, ужасно… Бедная маленькая девочка… Она ведь об этом не знала». – «Жилец Вершин заманил ее на гору». – «Наверное, это он столкнул ее вниз!» – «Это он, он!» Вот как они теперь говорят…
– Соня! – орет мне прямо в ухо отец.
Я молчу. Он склоняется надо мной. У него на ногах горнолыжные ботинки, но лыж нет. Значит, он снял их, прежде чем ко мне спуститься. Он не съехал за мной на лыжах. Он просто трус.
– Соня, ты меня слышишь? Соня, ты как?
– Нормально, – отвечаю я тихим умирающим голосом.
– Руки-ноги целы?
– Не знаю, – говорю я почти шепотом.
– Болит где-нибудь?
– Да, болит, – хнычу я.
– Где болит?
– Я не знаю.
Он поднимает меня со снега и ставит на ноги. Просит присесть, потом снова встать. Сгибает и разгибает мне руки в суставах. Снимает с меня шапку и осматривает голову. Залезает под куртку и щупает мне живот. Руки у него ледяные.
Сейчас он возьмет меня на руки и понесет домой…
– Иди подбирай свои лыжи и палки, – говорит он.