Мама в то время окончила Тамбовский колледж торговли, общественного питания и сервиса – тогда людей еще учили на продавцов. Работала рядом с Тамбовским рынком в магазине тканей. Я помню некоторые моменты с того времени: я приходила к маме на работу, и повсюду были рулоны с тканями разных цветов. Мне было очень интересно.
Мой дедушка был настоящим работягой, да еще и с золотыми руками. У нас был дачный участок и небольшой домик, который он построил своими руками. В доме был и погреб, где хранились овощи и соленья, и чердак, где было всегда душно. В дачном домике помещались две кровати: одна железная с пружинной сеткой, на которой любила спать бабушка и никто больше, а другая, дедушкина, – деревянная. Матрас и подушки он каждый год заполнял скошенной травой, поэтому спать на ней было твердо, но безумно удобно. Я до сих пор помню, что, ложась спать, в нос ударял запах травы, а над кроватью всегда висели пучки то ли цветов, то ли других растений. Возможно, это была календула, но память меня может подвести. Помимо кровати там еще был кухонный стол и тумбочка.
Когда я находилась на даче, дедушка, возвращаясь из города, привозил мне мороженое пломбир в вафельном стаканчике и с наклейкой сверху. Помните вкус этого мороженого? Я помню.
Дедушка и убирался, и любил готовить. Он был не из числа тех мужчин, которые считают, что обязанность прибирать в доме и кормить семью только женская. До сих пор помню его щавелевые щи, фасолевый суп, жареные макароны с луком и жареную картошку с квашеной капустой. Помню, как он кормил меня вареньем, выбирая из банки цельную клубнику, как возил меня зимой на санках и в четыре года научил меня читать. Он родился в городе Майкопе, это столица Республики Адыгея, юг России. У него был своеобразный акцент, и я до сих пор помню, как он говорил «вышня» вместо «вишня» и «семачки» вместо «семечки».
Когда мне было чуть меньше трех лет, меня отдали в детский садик. Я была очень привередливым в еде ребенком и поэтому практически ничего там не ела. Помню творожную запеканку, политую шоколадом. Я слизывала шоколад и, если мне удавалось остаться незамеченной, ставила полную тарелку еды в раковину. Помню, что нам постоянно давали манную кашу, от которой у меня сразу был рвотный рефлекс. Помню, как однажды я не успела поставить в раковину несъеденную еду и меня оставили сидеть одну за столом с тарелкой в наказание. Ох уж эти детские садики…
Именно в этот день дежурила одна нянечка, которую мы не особо любили. Это была пожилая женщина с рыже-красными волосами и золотыми зубами. Помню, как в этот день она подошла ко мне, сказала: «А ну быстро ешь кашу», – и дала мне подзатыльник. Да-да, подзатыльник в детском саду, маленькому ребенку. Роняя слезы, я зачерпнула ложкой немного каши, положила в рот и сразу же выплюнула все обратно, боясь, что меня сейчас вывернет наизнанку. После этого меня наконец выпустили из-за стола.