Тоби, узнав о том, что Магдалена обнаружила в своем саду женщину из Гессена, да еще жену наемника, сплюнул и прорычал, что отправил на тот свет множество гессенских собак. Их красные мундиры служили прекрасной мишенью. Не исключено, что среди убитых им солдат был и ее муж, и теперь она пришла отомстить. Тоби хрипло рассмеялся собственной шутке. Он ненавидел гессенских наемников еще сильнее, чем британцев или американских лоялистов. Гессенцы были даже не людьми, а бешеными дикими собаками; они добивали раненых, когда те молили о пощаде или глотке воды, мародерствовали, грабили, жгли и насиловали в обеих Каролинах, испытывая еще меньше угрызений совести, чем британцы.
А еще гессенцы были в Кингз-Маунтин. Там, где Тоби получил пулю в плечо и не устоял на ногах. Пока он лежал на земле, из тумана вышел гессенский наемник, остановился над ним и прострелил ему ногу из мушкета чуть выше колена. Он расхохотался, когда Тоби закричал от боли, а потом приладил к мушкету штык. От неминуемой смерти Тоби спас Джек. Он заметил, как брат рухнул на землю чуть выше него на склоне, как к нему подошел наемник. Когда он увидел, что тот выстрелил Тоби в ногу и уже замахнулся штыком, чтобы добить раненого, Джек прыгнул вперед, атакуя гессенца, и воткнул свой штык ему в живот, провернув его в ране. Немец рухнул на колени, а Джек подхватил Тоби, кричавшего от боли в раненой ноге, из которой ручьем хлестала кровь, и поволок его сквозь пороховой дым и мушкетный огонь в полевой госпиталь. Он влил Тоби в горло виски, которое дал ему армейский хирург, а потом прижимал брата к столу, пока доктор-виг ампутировал ему ногу окровавленной пилой.
Тоби должен был умереть от потери крови и шока, но Драмхеллеры оказались крепкими ребятами. Руфус, изрядно постарев и охромев, по-прежнему работал в поле и на кузне, а Джек еще в самом начале войны умудрился выжить после того, как заболел натуральной оспой, которая унесла больше жизней солдат, чем пало от рук врагов, прежде чем полковник Вашингтон распорядился провести в войсках вакцинацию.
И вот теперь Тоби ковылял на деревянном протезе, подковывая лошадей и перегоняя виски из кукурузы, которую выращивал его отец. Виски он торговал под навесом сарая, который соорудил рядом с кузницей, а заработанные деньги складывал в деревянную шкатулку, которую сам же и вырезал. Широкоплечий, с испещренным морщинами лицом, он не разговаривал почти ни с кем, кроме брата и отца, и, пока они трудились на полях Драмхеллеров, разбитых в дальнем конце долины, ухаживал за коровами, лошадьми и свиньями.