Он был здоровым и крепким, краснощеким и добродушным малым, настоящим деревенским сквайром, которого любили арендаторы, получавшим наивысшее наслаждение от охоты или стрельбы по фазанам, нежным и любящим братом для своих сестер и умелым наездником. Всю душу, когда она не была переполнена Софией, он вкладывал в свою ферму. Но вот танцевать он не умел нисколечко. Особенно трудно давалась ему аллеманда, поскольку от мужчины требовалось совершить целый каскад прыжков и подскоков, ухитряясь при этом прищелкнуть каблуками в воздухе. Как Джон ни старался, прыгал и подскакивал он тяжело, по собственному разумению, а вовсе не в такт музыке, и следующие четверть часа, танцуя, София оставалась настороже, пытаясь не дать ему наступить своими ножищами на шлейф ее платья.
Когда танец закончился, девушка с облегчением отметила, что шлейф не пострадал и по-прежнему прикреплен к ее платью, хотя Джон несколько раз приземлился на него. Теплая ночь и танцы пробудили в ней жажду, и ей очень хотелось освежиться бокалом холодного пунша, но Джон крепко взял ее за руку и повлек за собой через французские окна наружу, заявив во всеуслышание, что она непременно должна полюбоваться на фонарики. Гости, стоявшие поблизости, обменялись многозначительными улыбками. София не могла отнять руку, не устроив сцены, и потому смирилась.
Приведя Софию в естественный сад, Джон остановился и, запинаясь, принялся излагать ей свое предложение руки и сердца, заявив, что она сводит его с ума, что он любит ее и что она сделает его счастливейшим человеком на свете, если согласится стать его женой и хозяйкой замка Хокхерст. Он продолжал говорить без умолку, приводя все доступные ему аргументы, начиная с того, что лорд Графтон положительно отозвался о том, что их поместья граничат друг с другом, и заканчивая тем, что его семья будет почти столь же счастлива, как и он сам. В завершение, после вновь прозвучавшей декларации его любви к ней, он провозгласил, что намерен сделать все от него зависящее, дабы София была счастлива. Наконец красноречие Джона иссякло и он с мольбой уставился на нее в ожидании ответа.
На какое-то мгновение София заколебалась. Очарование залитого лунным светом и обнесенного стенами сада вкупе с ароматом разогретой на солнце лаванды не могли не произвести на нее должного впечатления. Хокхерсты были славными людьми. Она могла сделать своего отца счастливым. Как и Джона, и еще многих других. Она устала отказывать мужчинам, казавшимся ей старыми и скучными, и знала, что, вернувшись в Лондон, могла рассчитывать лишь на очередную процессию тех же самых скучных стариков, коих будет представлять ей не теряющий надежды отец, пока она не сдастся и не выйдет замуж за одного из них. Рано или поздно, но ей придется сочетаться браком – не может же она всю жизнь увиливать от этой обязанности. Джон не умел танцевать, но был по крайней мере молод, и она вполне могла представить себе радость своего отца при виде внука, о котором он заговаривал постоянно.