– Я пойду! – Пошатываясь, Колдер встал на обе ноги, но схватился за живот и плюхнулся обратно. Измученное лицо так и кричало о его нестерпимом желании выпустить из себя весь яд.
– До завтрашнего обеда ни крошки в рот, – сказали ему врачи напоследок, – только воду.
С их уходом возникла гнетущая тишина. Если Колдер и хотел что-то сказать, то слова застряли на языке, ибо их хозяин не находил в себе сил дать им крохотную жизнь. Он медленно разлегся на кожаном, отвратительно неудобном диванчике и закрыл глаза. Из его груди вырвался осторожный глубокий вздох, и возникшие от боли на его все еще прелестном лице морщинки разгладились от накатившего облегчения.
Я нашел себе временное пристанище в уголке фургончика, на новеньком, обтянутом кожей пуфике.
– Ну и зачем ты сожрал столько успокоительного? – спросил я с нежелательным упреком. – Хотел с жизнью покончить?
Колдер громко сглотнул, покачал головой и распахнул свои тусклые глаза.
– Такое бывает. Моменты сильного невроза. Я не контролирую себя.
– Из-за чего? – спросил я осторожно.
Но «больной» не предпринял ни одной попытки, чтобы объясниться, не вздрогнул – лишь его грудь поднималась, когда он жадно делал глотки свежего воздуха.
– Рад, что ты пришел, – прошептал он неожиданно. – Прости, что не выступил. Если хочешь, потом… спою тебе.
– Эксклюзив? – Я усмехнулся его наивному предложению. – Мы с тобой не так хорошо знакомы, чтобы ты пел мне любовные баллады.
– Песня, которую я хотел спеть сегодня, вовсе не о любви, – он повернул голову ко мне. – Это песня о мире и войне на примере маленькой трагедии.
– Получается, эта песня о боли, – заключил я. – Хорошо, как-нибудь споешь. Быть может, я даже заплачý тебе. Поешь ты точно лучше тех бродяг на сцене.
– Скольких ты слышал?
– Четверых.
– Всего лишь?
«Какая разница? Вряд ли кто-то поет и играет на гитаре лучше тебя», – я не осмелился признаться ему в своем тайном мнении. Я скрыл его в тумане равнодушия, как и скрыл в чем-то, что названия не имело, внезапное желание услышать других. Я не стал докапываться до сути собственных заключений, ибо боялся ненароком столкнуться с истинной причиной. Но она сама предстала передо мной, прозвучала в моих ушах, как если бы эти слова мне шептала искусная любовница: «Ты боишься найти тех, кто лучше Колдера, потому и убеждаешь себя в том, что он лучший».
Я боялся разочарования в собственном утверждении, сторонился любой мысли о существовании тех, кто превосходит его в своем мастерстве. Нет, их не существует. Колдер – единственный в своем роде. Ненавистный, не чувствующий моей жгучей зависти, но прекрасный и… одним словом, уникальный.