– О, Ганн! Как делишки? – спросил у него кто-то.
Я не стал обращать на очередного приставалу особого внимания, без интереса наблюдая за выступлением музыканта. Лишняя захламленность головы ненужными знакомствами мне ни к чему.
– Отлично! – ответил Ганн, сжимая мою руку сильнее, словно боялся, что люди нас разлучат. – Ты не видел Роллинса?
– Он шатается где-то здесь, от столика к столику. Смотрю, ты снова со своей подружкой. Признайся, она проститутка. Выглядит именно так.
Я обернулся. Вскинул брови, напряг лоб и сжал губы, разглядывая собеседника Ганна с головы до ног. Некогда украшавшая его жирное лицо улыбка медленно исчезла.
– П-питер Чекфил? Не узнал вас в очках. – Он виновато опустил взгляд. – Я смотрел ваш фильм «На двадцать шагов назад».
«И это, пожалуй, единственный нормальный фильм, в котором я снялся».
Я давно не обращал внимания на такие «восхищения». Особенно от людей, которые только что топили меня в грязи, а теперь старательно пытались восстановить мое ограниченное доверие.
Я демонстративно снял несчастные очки и повесил их на горловину футболки, свободной рукой убрал волосы со лба и развел руками, насколько это позволяли стоявшие рядом люди.
– А так я меньше похож на проститутку?
Ганн с нервным смешком попытался все перевести в шутку, словно не знал, что это бесполезно.
Я слишком вспыльчив и импульсивен. Разозлить меня – дело двух слов, оставить неприятное впечатление о себе в моей памяти минимум на пару лет – дело двух секунд.
Не то чтобы я считал проституцию чем-то неприемлемым. Я и сам не раз обращался к прекрасным обладательницам этого мастерства, но быть предполагаемой проституткой или проститутом – унижение, приравнивание к одному из нижайших слоев общества, к продающим себя за деньги. Это тоже работа, но работа скверная и никем не уважаемая. Даже самими проститутками.
Гитарист сыграл последний аккорд, и зал взорвался от восторженных криков и аплодисментов. Люди начали расходиться по углам и выходить на улицу. Место в радиусе трех метров от сцены мгновенно освободилось, но шума и гомона меньше не стало. Выступавший парень сошел со сцены и поспешил к своей компании, принимать поздравления за свою не самую лучшую игру на гитаре из тех, что я слышал, и уж тем более не самое лучшее пение, которое слышали стены этого клуба.
Ганн хлопнул меня по плечу – его манера обращать мое внимание на него – и направился к столику. Рядом с ним маячил уже знакомый мне Роллинс – хозяин PRIVATE CLUB. Я узнал его по длинным кудрявым каштановым волосам. В дурацких джинсах клеш, ботинках и красной курточке нараспашку, демонстрирующей его складчатый живот благодаря обтягивающей майке, он выглядел как… педик. То есть отвратительно, тошнотворно и смехотворно, а не в значении слова «гей». Нет, у этого мистера были и жена, и дочь, но бог его знает, чем и с кем он балуется в приватных комнатках клуба.