«Что же мне делать? — лихорадочно вертелось у нее в голове. — Я не хочу всего этого. Не хочу. Тюрьмы, разбирательства, слезы несчастной мамы…»
Пока она решала, Савелий действовал.
— Так, что у нас здесь? Брюки, блузка. Годится — то, что надо, — бормотал он, роясь в Настином шкафу.
— Мне надо в душ, — сказала Прокофьева, когда Савелий притащил шмотки на кухню.
— Не до душа сейчас. Потом помоешься. Нам надо валить отсюда, пока не поздно. Пойдем, не надо тебе светиться здесь. Отсидишься, потом видно будет. Поверь мне, я не серый волк и зареванных девочек не лопаю. Точно. Верь мне.
— Косметика, — вспомнила Настя.
— Айн момент, где она?
— Там в шкафу, на полке, розовая косметичка.
Пока Савелий искал косметичку, она сунула ноги в кроссовки и набросила на плечи старый плащ.
— Правильно, переоденешься позже. — Савелий сунул все собранные вещи в валявшийся здесь же на полу в прихожей целлофановый пакет, и они направились к двери.
— Стой, еще сумка. Там ключи и деньги. И документы обязательно надо забрать. В комнате, — остановила его Прокофьева, автоматически вспомнив, что все свое нужно носить с собой, ведь мало ли что.
Дым прихватил кожаную сумку, которую Настя очень любила, покопался в шкафу.
— Вот смотри, — показал он, — все взял: сумка, в сумке паспорт, полис, деньги, ключи. Идем, уже скоро рассвет, а выхода нет, — перефразировал он старую песенку «Сплина». — Делать ноги надо.
Почему она покорилась воле этого человека, которого видела первый раз в жизни, Прокофьева точно не знала. Просто, наверное, ей необходимо было опереться на крепкое мужское плечо, а этот чем-то симпатичный ей человек таковое как раз и подставил.
Савелий Рыжов по кличке Дым и в самом деле был не самым плохим на свете человеком. Когда-то он окончил университет. Потом увлекся торговлей тачками, которые гонял из Европы: Финляндия ведь под боком, и до Германии рукой подать. Прогорел. Влез в долги. Отсидел за кражу. И дальше воровал, но старался больше не попадаться, за что его и прозвали Дымом: стоило запахнуть неприятностями он сматывал удочки, и никто его потом не мог уличить ни в чем противозаконном. Один закон он чтил свято: по мокрухе никогда не работал, и второе — слабых не обижал. В остальном Савелий Дым был себе на уме, и его можно было бы назвать благородным жуликом, если бы понятие благородство вообще существовало в тех кругах, в которых он вращался. К тому же он был статным и красивым молодым мужчиной, умевшим покорить женское сердце. И это к нему тоже влекло и располагало.
Вот с таким человеком Настю свела лукавая судьба. Однако же поведение женщины бывает непредсказуемым. Еще полчаса назад она чуть ли не билась в истерике, а сейчас, оказавшись в машине малознакомого человека, вдруг вспомнила, что оставила дома фотоаппарат. Да еще и ноутбук надо бы было прихватить.