Вернувшись к себе в кабинет, Якименко приказал принести ему бумаги, найденные в квартире Прокофьевой.
— Этот стих вроде ничего — про судьбу… Хотя где их поймешь, эту молодежь современную, — водя пальцем по разбегающимся строчкам Настиного блокнота, Геннадий Сергеевич, спотыкаясь на некоторых словах, написанных корявым Настиным почерком, медленно прочитал:
Судьба вершит свой суд устало…
И ей как будто все равно,
Но каждый раз она с биноклем
В закрытое глядит окно.
За ним вовсю играет пляску
Земной оркестр «Поди — возьми».
И каждый верит в жизнь, как в сказку.
А сказка состоит из лжи.
Там правый вниз идет по склону,
А левый вверх спешит с полком.
А кто-то странно не разлучен
С мечтой о чем-то о былом.
Судьба вершит свой суд устало,
И ей как будто все равно.
Но каждый раз она с надеждой
Стучит в забытое окно.
— Да, — пробубнил себе под нос уставший за день Якименко. — Философия, однако.
Он снова подумал об убийстве Рыжова. Нет, там видна рука профессионала. Это не она. Тогда чего скрывается? Замочила в состоянии аффекта киллера-садиста, так туда ему и дорога. Все списали бы на психологическое состояние. Уж это она должна знать, специалистка по криминальным репортажам.
— Алло, — майор поднял трубку зазвонившего телефона. — Осипов, ну что? Спит после операции? Ладно. Поставь охрану и можешь быть свободен.
— Судьба вершит свой суд устало… Тоже мне — фаталистка, — снова буркнул себе под нос Якименко. — Скорей бы уже на пенсию. С женой помидоры на даче сажать, огурцы солить и рыбу на речке ловить. И никаких убийств, и никакой философии.
До пенсии майору оставалось полтора года. И он не собирался ни дня лишнего оставаться на этой работе, которая вымотала из него всю душу. Тем более, что и жалованье на ней было мизерным по сравнению с современными российскими зарплатами.
— Гоняйся целыми днями за какой-то швалью, разгребай навоз. Что за работа. И тут еще эта журналистка со своей философской системой. А может, она и права, пустое все. Одна гонка за пустотой, — вновь перелистал Настин блокнотик майор. Снова зазвонил телефон. Это уже была жена Геннадия Сергеевича.
— Да, скоро буду. Уже выхожу, — ответил он в трубку. И подумал, что, слава богу, до пенсии осталось уже не долго. И тогда все, только его здесь и видели. В милицию ни ногой.