– Так, да? Ну, ладно. Ладно.
С находкой Артём вернулся в кухню. По дороге рассмотрел – хороший, прочный стул, изогнутые ножки, изящная спинка. Обивка порвалась, ну да не проблема. Мне вообще не до обивки.
Он впечатал стул в пыль под воздуховодом и взлетел под потолок. Пальцы нащупали бетонную пустоту за решёткой. Тут же стали чёрными и заблестели от жирной копоти. Дядя Лёша, а дядя Лёша, как жестоко ты нас обманул. Или тут есть другая вытяжка? Или другая кухня?
Хотя стоп. Стоп-стоп-стоп-стоп. А какой сейчас год? Нет, в смысле, не сейчас – там, у них, какой? Тридцатые. Всего же ничего – только тридцатые. Тридцать пятый, тридцать седьмой – типа того. Дядя Лёша ещё не безногий. И спичек он в воздуховод ещё не положил.
Артём спрыгнул и сел на стул верхом. Положив голову на спинку, уставился перед собой. Очень интересно. Оказывается, тут есть логика. Как ни странно, но кажется, кажется, логика есть…
Его вдруг подкинуло. Спрыгнул со стула, выскочил в коридор. Двери глядели равнодушно, все одинаковые, грязно-белые. За которой из них спал прошлой ночью? Открыл одну. Не та. Другую. Не та.
Нужной оказалась третья комната.
Так, вот здесь они жили – Толли с семьей. Бедный Толли. Ну, ладно. Напротив – две сестрицы. От их двери отсчитать три шага. Налево, направо? Она сказала: на восток. Где здесь восток? Закрыл глаза, попытался представить дом, солнце над ним. С какой стороны утром будет солнце? Ну, ладно. Предположим, там запад. Три шага сюда.
Раз, два, три.
Другая дверь. Нет, что-то не так. А, да! Конечно! Три шага маленькой девочки. Пятилетней? Какого она роста? Ладно, попробуем снова. Раз… Два… Три… Присел, костяшками пальцев постучал по плинтусу. Ого, вот оно – щель возле косяка. Явная такая щель. Подцепил пальцем – плинтус отошёл, как будто только этого и ждал.
Стекляшка. Маленький, плоский, зеленоватого оттенка осколок бутылки. Обтёртый, без острых углов, но не потерявший прозрачности. Под ним – фантики от конфет.
«Конфект, – написано на первом, – “Красный флот”. Государ. кондит. фабрика “Красный октябрь”, Москва». Синий ледоход «Истребитель» бороздит зелёное море, синие рыбы в зелёных волнах на обрезе фантика.
«Карамель “Руслан”», – прочёл на втором. Той же фабрики «Красный октябрь». Башка витязя торчит из земли. Руслана пока не видать, Руслан ещё не появился. Башка ждёт-пождёт, а витязя всё нет.
До сих пор нет.
«А.С. Пушкин и няня Арина Родионовна», – значилось на третьей обёртке. Сложивший руки на груди поэт с портрета Кипренского с отсутствующим видом внимает довольно криво нарисованной в профиль старушке с вязанием. Полнотелая, с мужским лицом, нос с горбинкой и усики под ним. Серые букли из-под зелёного платка. Кажется, она рассказывает поэту не сказки, а о страданиях пролетариата – с такими же лицами изображались в те времена подпольные собрания ранних революционеров. «1837 год, – значилось слева над портретом, – юбилей А.С.Пушкина 1937 год», – уточнялось в правом углу.