— Как что? Сотрудничество! Мы же с тобой договор заключили, ты забыл? — удивился Пятницкий. — А теперь, когда Кирилл неожиданно обрел высокого покровителя, оно особенно необходимо. Я должен знать, что замышляет будущий глава города.
— Какое сотрудничество, Валериан? Кирилл меня на пушечный выстрел теперь не подпустит.
— Ну-ну, время лечит сердечные раны. Неделька, другая — успокоится. Тогда и появишься. Ты человек нужный для него — образован, начитан, проверен в деле. Побурчит и примет.
— Что значит «проверен в деле»? — после короткой паузы переспросил Апполинарий. — Это ты о чем?
— Казнь через повешение квартирных воришек — раз. Сожжение вагончика с гастарбайтерами — два. Наконец, лекции по национальному вопросу есть ни что иное, как пропаганда фашизма, экстремизм и подстрекательство. Это три. Тебе светит пожизненное заключение, дорогой!
Апполинарий побледнел, лицо затвердело, вздулись и опали желваки.
— «Грызуны» убили мою мать. Я не убивал, а мстил!
— Расскажешь это присяжным заседателям, — усмехнулся Пятницкий, — они тебе лет десять скостят. Из жалости.
— К вагончику вообще отношения не имею. А лекции всего лишь информация, полученная из открытых источников и доведенная до слушателей. Никаких призывов к насилию они не содержат. Она ведь наверняка «писала», — кивнул он на девушку, — спрятать диктофон в одежде не проблема.
— Разумеется, все запротоколировано, — согласился Пятницкий. — Но с вагончиком неувязка вышла. Видишь ли Колун, при тщательном осмотре места происшествия обнаружены твои вещи: брюки, куртка, старые кроссовки. Рядом нашли, в мусорном контейнере. Веришь ли, аккурат мусоровоз подъехал, уже зацепили, пришлось чуть ли не на ходу выхватывать, — с издевкой произнес подполковник. — Ты все добро свое в пакет уложил. Ворох бензином вонял, а внутри полупустая бутылка из-под минеральной воды с остатками самодельного напалма. И твои отпечатки пальцев на ней. Увы, дорогой преподаватель латыни, доказательства неоспоримы!
Апполинарий глубоко вдыхает воздух, пропитанный ароматами женских духов и коньяка, на секунду задерживает дыхание, затем выдыхает сквозь сжатые зубы.
— Тоже она?
— Йес, сэр! Что значит тренированный ум! — ухмыльнулся Пятницкий.
Апполинарий покачал головой:
— А убивал-то кто?
— А ты еще не понял?
Колышев медленно поворачивается к Марии, брови ползут вверх, лицо вытягивается, глаза распахиваются:
— Тоже ты!?
Девушка движением пальцев отбрасывает волосы с шеи, появляется короткая полоска шрама.
— Помнишь, рассказывала? Так вот, я не все рассказала, — раздается хриплый голос. — Было еще кое-что, о чем даже вспоминать больно, не то что говорить. С тех пор и «чурки», и «грызуны» для меня на одно лицо. Ненавижу их и буду ненавидеть до конца жизни!