– Куда же ты?! Сейчас наденем украшения, которые тебе по душе!
В руках султана появились те же кожаные наручники с кольцами, от которых Арзу избавилась прошлой ночью, наивно полагая, что навсегда. Арзу пыталась сопротивляться, но султан легко справился с хрупкой девушкой, надел наручники и опять пристегнул ее цепями к изголовью.
Арзу не могла поверить, что перед ней тот человек, который только вчера так нежно целовал ее и шептал на ушко ласковые слова. Теперь она поняла, сколь наивны были ее утренние надежды, и приготовилась бороться за свою жизнь. Но как?! Она не представляла…
– Ах, да, еще колье! – султан достал ошейник.
Скинув халат, Фатих сел на девушку верхом, обернул ошейник вокруг шеи и, продев его конец через кольцо крепления, стал очень медленно затягивать, глядя ей прямо в глаза.
– Это полегче и совсем не трет, правда, детка?!
Арзу совершенно уверилась, что сейчас он ее задушит. Ее глаза округлились от ужаса, она извивалась ужом, изо всех сил брыкаясь ногами, но султан надежно прижимал ее к простыням. Наконец он остановился, не ослабляя ремня. Арзу задыхалась, жадно, с хрипом втягивая воздух.
Фатих смотрел в огромные синие глаза, и безграничная звериная похоть овладевала его мыслями и телом, скручивая жгутом внутренности. Да, она особенная, она другая… Эта девчонка притягивала и манила, как наркотик, не отпускала ни на минуту, выворачивала наизнанку разум и тело, в общем-то, ничего особенного не делая.
Если бы Фатих был способен сейчас задуматься, то, возможно, назвал бы свое состояние любовью. Это была не та чистая и безоблачно-светлая любовь, о которой по вечерам пели песни девушки в гареме высокими нежными голосами. Это была яростная и беспощадная любовь самца, покорителя и завоевателя. Любовь, толкающая зверя, почуявшего запах своей самки, идти на него сквозь лес, не замечая голода и жажды, силой сметая все преграды на пути. И Фатих полной грудью вдыхал этот раздражающий ноздри запах: смесь страха, борьбы и… готовности подчиниться сильному, властному победителю. Он вызывал жгучее, непреодолимое желание мучить, терзать ее тело и слушать, с упоением слушать исторгающиеся из него вопли боли и стоны наслаждения. Фатих был готов разорвать это тело на части, но одновременно точно знал, что не сделает этого.
Мудрая Эмине не ошиблась ни в одном из своих предположений: это единственное, что могло спасти юную гречанку.
Теперь она была совсем не такая, как вчера, ползущая на коленях к его ногам, и живо напомнила султану мгновение, когда он впервые увидел ее на берегу. Сейчас, вмиг осознавшая его сущность, уловившая нутром его намерения и извращенные наклонности, под ним извивалась тигрица, попавшая в капкан и сражающаяся за жизнь. Но сил и возможностей для борьбы было явно маловато.