Райен кивнул.
— Знаю, что не хотела.
Рианна ждала, глядя на его лицо, тени от света свечи трепетали на нем. На миг она ощутила головокружение, словно была на краю обрыва.
Райен опустил голову.
— Ты явно хочешь знать, почему такая леди высокого рода, как моя сестра, решила сбежать. Правда в том… — он затих, Рианна смотрела и ждала. Она ощущала, что в этом было что-то важное для нее. Так она поймет, что вызывает у нее смятение в нем.
Райен увидел, что она ждет, и продолжил:
— Правда в том, что мне стыдно говорить. У нее… были причины, — он покачал головой. — Прости, не могу рассказать.
— Это личное?
— Да, — сказал он. — А еще… гадкое.
— К такому я привыкла, — сказала Рианна.
Райен коснулся ее щеки, нежно, но без желания, словно она была ребенком.
— Ты так думаешь, — сказал он. — Но я в тебе вижу белую розу. Чистую, не тронутую всем вокруг, несмотря на дождь и грязь. И… я не буду это портить. Ты такая, какая есть.
— Любимый, — услышала себя Рианна, — звал меня своей Снежной королевой.
Райен улыбнулся.
— Он тоже это видел.
* * *
Ночью он заставил ее спать на кровати, а сам лег на одеяла на полу. Она ощущала себя виновато, но ее извинение вызвало его смех.
— Милая, я охотник, — сказал он. — Я спал на холодной земле леса в горах. Мягкие одеяла в чистой комнате — роскошь.
Ночь была густой от тишины. Рианна размышляла, прижавшись к подушкам. Охотник. Она представила его в лесу, белокожего и внимательного, с ножом в руке. Она ощутила себя защищено. Она сразу уснула, а огонь догорал, и осенний дождь тихо стучал в закрытые ставни.
Проше еще день, и Рианна в разговоре раскрыла, что взяла свой нож из Тамриллина. Она показала его робко, словно раскрывала детскую привязанность к игрушке.
— Знаю, я пока не могу им хорошо управлять, — сказала она. — Но то, чему ты меня научил, лучше, чем ничего, — порой она ловила себя на том, что набралась на кухне простого языка.
Если Райен и заметил это, не подал виду. Он сказал:
— Покажи, что ты помнишь, — и час или два он показывал ей, как улучшить стойку, рефлексы, исправлял движения для плавного и точного танца боя.
Он объяснял, что нож отличается от меча: он ранил ближе. Рука была в дюймах от перерезанной артерии, кровь выльется, и жизнь сменится неподвижностью. Райен говорил с ней честно, даже резко, но она видела, что это ради ее блага. Может, он думал, что, научив ее этому, защитит чистоту, что увидел в ней, хоть она думала, что лишилась этого. Белая роза. Так мог сказать Дариен.
Но Дариен не представлял ее с ножом. Он удивился бы. Может, опечалился бы. И она ощутила печаль, по быстро подавила это, отвечая на указания Райена. Он требовал, чтобы она делала все идеально, как его солдат.