Фигуры в серых мантиях собрались на платформе. Дариен помрачнел, глядя на них. Его мантия осталась в сундуке в старой комнате в таверне. Он не надел ее, а теперь мог и не надеть.
Он приобрел кое-что новое. Летом Дариен написал поэму для друга-ремесленника, подарок жене на день рождения. Он смог сегодня получить со скидкой маленький лук и стрелы. Прибор был мелким, как игрушка. Но стрелы были со стальными наконечниками: совсем не игрушка.
У него всегда был интерес к луку. Он давно не практиковался, и у него был лишь один выстрел, может, два. Он мог быть безумен, но все же… Было что-то в арбалете и его плечах, когда он прицелился, что ощущалось правильно, как крещендо в песне.
Уничтожь это.
Никон Геррард прошел величаво по платформе, миновал участников и дошел до священного вина.
Помолившись, Дариен с легким сердцем выпустил стрелу.
ГЛАВА 12
По площади разнеслось оханье, все смотрели на крышу, где стояла фигура на фоне неба. Хоть он был не больше ее ногтя с такого расстояния, Лин узнала его по голосу.
— Лорд Геррард! Здесь!
Ее сердце колотилось от шока и печали.
«Нет, Дариен. Ты же мне нравился».
Она подумала о Рианне Гелван и лезвиях боли в сердце.
Дариен Элдемур раскинул руки, словно уличный актер, сообщающий о выступлении.
— Друзья, меня предали, — крикнул он сильным обученным голосом, заполнившим площадь. — Меня, Дариена Элдемура, выгнали из конкурса по одной причине: мой бывший друг, Марлен Хамбрелэй, которого вы видите перед собой, не смог вынести, что разделит честь победы со мной.
Никон Геррард был занят, он взмахом приказал страже подняться на крышу. Они пошли через толпу.
— Если амбиции человека могут так испортить конкурс, — продолжил Дариен, — то он не священен. И хотя виновата жадность моего друга, настоящая вина у двора, смеющегося над нашим искусством.
На площади люди охали. За такие слова в Тамриллине убивали. Хотя он уже подписал приговор, разбив графин вина.
Высокий мужчина на сцене вышел вперед, отбросил капюшон. Марлен Хамбрелэй улыбался, качая головой.
— Мне жаль, что тебя отрезали от конкурса, Дариен, — крикнул он. — Но винить меня глупо, не думаешь?
Стражи были на середине площади. Они скоро доберутся.
— Все хорошо, Марлен, — голос Дариена звучал с ясностью. — Я тебя прощаю. Я прощаю тебя за слабость и жажду силы. Вот мое послание тебе.
Он нежно держал лиру. Дариен замер на миг, словно стражи не шли к нему. Он поиграл на струнах, и мелодия не удивляла, она была неминуемой. Лин играла ее много раз.
— Какой бы ни была
ветвь — меди, золота иль серебра,
Одно лишь ясно —