— Записывай номер телефона и имя. Ты пишешь?
Алёна развернулась на стуле, придвинула к себе блок для записи и схватила карандаш.
— Пишу, пишу.
— Никодимов Борис Африканович.
Алёна невольно фыркнула.
— Чего?
— Чего, чего, Золотарёва! Африканович. Папа у него был — Африкан. Не вздумай заржать, когда с ним общаться будешь, дядька серьёзный.
— Бог ты мой… Ладно, давай номер.
Ленка продиктовала номер и начала объяснять:
— Он в архиве работает. Доктор исторических наук, жутко занудный, но знает, кажется, каждую бумажку. И с Марьяново тебе поможет.
— Что мне ему принести? Коньяк, виски?
— С ума сошла? Говорю же, дядька серьёзный.
— Денег, что ли, дать?
Самохина неопределённо промычала, после чего сказала:
— Не знаю, если честно. Намекнёт — дашь, но, думаю, он будет рад свободным ушам, и только. Так что, наберись терпения.
— Ладно, Лен, спасибо огромное.
— Мяукни, когда статья выйдет. Я почитаю.
Алёна вздохнула.
— Если выйдет. Ты же знаешь Рыбникова. Он губитель моего вдохновения.
Ленка посмеялась и отключилась, а Алёна тут же набрала номер Африканыча. Первый раз такое отчество слышала.
Но Борис Африканович на самом деле оказался дядькой серьёзным. Внимательно её выслушал, не перебивая, и молчал после долго, Алёна уже успела махнуть на всё рукой, от повисшей неловкости вставляя одно лишнее слово за другим, но затем ей благосклонно разрешили приехать в архив, чтобы обсудить всё лично.
— Только скажите, что именно вас интересует, — попросил историк.
— Наверное, записи рождения за начало прошлого века. Это возможно?
Никодимов замялся.
— Для этого вам потребуется специальное разрешение. Но я подумаю, что можно будет сделать.
— Замечательно. Спасибо большое, Борис… Африканович.
— Алён, обедать пойдёшь? — спросил, заглянувший в кабинет Бурдовский.
— Пойду.
До встречи с Никодимовым оставалось полтора часа. Как раз достаточно, чтобы съесть салат и булку с чаем.
— Знаешь, за что я тебя люблю, Золотарёва? — спросил Серёга, уплетая столовский борщ.
Алёна остановила на нём взгляд и удивлённо вздёрнула брови.
— А ты меня любишь?
— Образно говоря.
— А-а… И за что?
— За то, что ты любишь поесть.
Алёна замерла, перестала жевать булку.
— Вот спасибо. По-твоему, я обжора?
— Нет. Ты просто любишь поесть. И при этом вот такая, — Серёжка показал ей свой мизинец.
— У меня обмен веществ хороший, — угрюмо проговорила Алёна, совершенно не проникнувшись намёком на комплимент с его стороны.
— Я про то и говорю. С тобой приятно в ресторан ходить. Правда, дорого.
Алёна под столом его от души пнула, а Бурдовский засмеялся.
— Ты никогда меня в ресторан не приглашал, так что не жалуйся. А теперь даже если пригласишь — не пойду.