— Интересно, зачем ей это было нужно, — съехидничал Роман Евгеньевич.
— Не знаю, — призналась я. — Не понимаю.
Я присела на край дивана, и минуту мы провели в тягостной тишине. Что делать я не знала, а Роман злился и тяжело дышал. Я руки сцепила.
— Нам нужно прояснить ситуацию, — проговорила я осторожно. — Надо понять, как действовать.
— Действовать?
— Я бы хотела вернуться домой. Как можно скорее. Но я ведь не могу! У вас в паспорте моё имя.
Я считаю, нужно разрешить эту нелепую ситуацию.
— Нелепую ситуацию?
— Перестаньте за мной повторять! — вскипела я.
— А что мне делать?
— Пойти и всё узнать!
— Интересно, куда мне нужно пойти!
— Например, в полицию! — выдала я дельную, как мне казалось, мысль, а вот Роман лишь зло хохотнул.
— Чтобы меня на весь город ославили? Пришёл проверять на той ли я женился?
— А что тогда?
Он сверлил меня непримиримым взглядом. Потом спросил:
— Ты — Олимпиада Смирнова?
— Да, — ответила я, не почуяв подвоха. А Роман Евгеньевич удовлетворённо кивнул.
— Вот и замечательно. Значит, ты моя жена. У меня это в паспорте написано. А значит, ты сидишь дома, варишь мне щи, и делаешь то, — тут его голос стал особо громким и внушительным, — что я тебе скажу.
— С какой стати? — попыталась возмутиться я, а этот громила снова заорал.
— Потому что я твой муж! И я так сказал!
— Ты мне не муж! — заорала я в ответ, когда он к двери направился. Роман обернулся, глянул люто, а затем продемонстрировал мне пудовый кулак. Я ахнула, кинулась мимо него в прихожую, но он меня легко перехватил, поднял, как куклу пенопластовую, и вот я уже в спальне, а с той стороны в замке поворачивается ключ.
— Роман Евген… — Я запнулась на его отчестве, по двери кулаком заколотила и потребовала: — Открой немедленно!
Но за дверью уже было тихо.
Взаперти я провела не так много времени, минут сорок, но моего гнева это нисколько не уменьшило. Я прислушивалась к звукам за дверью, в квартире, но Роман, судя по всему, квартиру покинул. Я ещё пару раз принималась колотить по двери кулаком, никто не отзывался, и я свои руки решила пожалеть. Но от бессилия хотелось очень громко ругаться, причём матом.
Хотя, раньше я за собой подобных наклонностей не замечала. Но и в ситуации, столь дикие, не попадала. А теперь вот мысленно подбирала подходящие словечки, правда, знала их совсем немного. Но для этого неандертальца должно хватить.
Правда, когда за дверью послышались шаги, я о намерении ругаться страшными словами, как бабушка их называла, позабыла, лишь вскочила и снова заколотила в дверь кулаком.
— Открой, слышишь? Ты не имеешь права меня здесь держать!